Б. Метальников - Для чего рожден был дядя Вася

В этот субботний летний день Москва заметно опустела. Просторно было в метро, на улицах, в скверах — все постарались выбраться за город.

Пусто было и в парикмахерской. В кресле сидел один только клиент. Две девчонки-парикмахерши делали друг другу маникюр, Марья Петровна вязала детскую кофточку, а дядя Вася — полный, круглолицый и лысоватый — читал газету.

— Можно? — послышался голос в дверях.

— Прошу, — дядя Вася, не глядя на клиента, сделал приглашающий жест, потом отвернулся к шкафчику, достал чистую простыню, и только когда стал накидывать ее на плечи, заметил генеральский погон. Тогда он, как это делают парикмахеры, взглянул не на клиента, а в зеркало и застыл. Клиент тоже замер, напряженно вглядываясь в отражение дяди Васи, потом неуверенно спросил;

— Вася?.. Ты?

— Митя!

Они обнялись.

— Что же ты плачешь, чудак?

— Ну как же! — всхлипнул дядя Вася. — Вы ж для меня как кинохроника военная. Я всегда, когда гляжу кинохронику, так в слезы. Ничего не могу с собой поделать.

— Ты что, спятил — меля и на вы?

— Ну как же — генерал…

— Да брось ты! — с досадой сказал генерал. — Пошли!

— А стричься?

— Потом.

— Потом так потом, — обрадовался дядя Вася и засуетился, собирая инструменты.

Дядя Вася готовил на кухне закуску — резал помидоры, огурцы, заправляя их перцем и маслом, а генерал ходил по трехкомнатной квартире — довольно нарядной, богатой, но чуточку безвкусной — и удивлялся чему-то.

— Слушай, а ты хорошо живешь! — заявил он, входя в кухню. — Гарнитур у тебя точь-в-точь, как у меня, телевизор цветной, дача…

— А что ж ты хочешь? — ухмыльнулся дядя Вася. — Ты — генерал, а мы — сфера обслуживания. Выравниваем грани помаленьку…

— И книги почти те же. Жена занимается?

— Ага…

— Она у тебя кто?

— Коллега. Маникюр.

Генерал усмехнулся чему-то и, помедлив, спросил:

— А кто их читает? Дочки?

— Лифтер их читает, Коля, — засмеялся дядя Вася. — Корешок мой. Раньше пил запоем, теперь здоровье не позволяет, читает запоем!

Генерал почему-то вздохнул и заметил:

— Вась, а гарнитурчики-то у нас с тобой уже не модные, говорят. Моя задумала на «Европу» менять…

И тут дядя Вася расхохотался от всей души:

— Слушай, они что, сговорились? Моя тоже — все талдычила, талдычила про «Европу», я ей и врезал: это кресло от Европы не подходит вашей личности! Ну и добавил еще! — Дядя Вася показал кулак.

— Правда? — завистливо спросил генерал.

— А что такого? Раз она русского языка не понимает… А ты как?

— Постеснялся, — вздохнул генерал. — Скоро привезет… Вась, они что, взбесились?

— Кто? — не понял дядя Вася, потому что это был ответственный момент соления и пробы на вкус,

— Да бабы наши.

— Такая эпоха пришла, — горестно согласился дядя Вася. — Вот ты скажи, когда мы с тобой под Прохоровкой припухали, могли мы себе представить, что доживем до такого, а?

Митя махнул рукой.

— О чем говорить!.. Ладно, кончай готовить, тут и так на целое отделение…

Дядя Вася стал наливать, и генерал вдруг испуганно остановил его:

— Стоп, стоп! Куда столько! Мне уже нельзя — гипертония, сердце и все такое прочее…

— Ты скажи, а? — почему-то растрогался дядя Вася. — И у меня та же самая история… Ну, да ладно, мы помаленьку…

— Жестокая несправедливость жизни! — вздохнул Митя. — Когда можешь — денег нет, а когда они есть — уже не можешь… Ладно, Вася, во-первых, за то, что встретились! Во-вторых, за то, что еще можем, и в-третьих, за то, что мы все-таки живы!

Дядя Вася молча кивнул, одобряя тост, потом они выпили и вдруг потянулись друг к другу и обнялись. А дядя Вася снова прослезился.

Утром, сидя на лестничном подоконнике, уставленном горшками с цветами, дядя Вася делился переживаниями со своим другом Колей, лифтером.

— Веришь, всю ночь не спал — все вспоминал, как тащил я Митю. Пять километров! А вокруг бой, танки, того и гляди не подстрелят, так задавят! — Он вдруг засмеялся: — Тащил сержанта, а вытащил генерала! Дела, а? — И так же неожиданно погрустнел. — Он, значит, генерал, а я кто?

— А ты — его спаситель! Честь и хвала тебе, — твердо сказал Коля.

— Тащил-то сержанта, при чем здесь генерал?

— Человека ты спасал. И спас! Я, Вася, всю твою жизнь знаю. Ты не только Митю своего вытащил, после войны ты отца-инвалида вытащил, братьев, потом семью. Я тебя за это очень уважаю. Ты, Вася, если по совести сказать, знаешь кто?

— Верблюд? — грустно спросил дядя Вася.

— Ты очень хороший человек.

— Парикмахер, — возразил дядя Вася.

— Человек! — твердо повторил Коля.

— Парикмахер! — Дядя Вася встал с подоконника. — А другие — генералы, космонавты, академики…

— Мореплаватели и плотники, сантехники и штукатуры. Чего ты так раззавидовался? Вот лично я ни одному генералу не завидую. Это когда еще золотые погоны наденешь! А до тех пор послужи-ка в гарнизонах, от подъема до отбоя, по уставу, и каждый, кто повыше в звании, такую стружку с тебя снимет, что в гражданке и не снилось! А ты жил вольным казаком…

— Парикмахером…

Коля так рассердился, что задохнулся от возмущения. А дядя Вася подхватил сумки со снедью и стал спускаться по лестнице. А спустившись, обернулся к другу и очень убежденно сказал:

— Но так продолжаться больше не может!

И он поехал на дачу.

Троллейбусом.

Метро.

Электричкой.

И всю дорогу его не покидали мятежные мысли.

Жена и дочь — такие же кругленькие и налитые, как и сам дядя Вася, — возились на грядках клубники, обрезая усы.

— Явился! — Евгения Михайловна уперлась руками в резиновых перчатках в бока. — Ты когда обещал?

— Друга встретил. Фронтового. — Дядя Вася хотел пройти мимо, но жена заступила дорогу.

— А ну — дыхни!

— Примитивная ты женщина! — вздохнул дядя Вася и, обойдя се, пошел к дому.

Он сноровисто распихал продукты по местам: что надо — в холодильник, сахар и крупу — в шкафчик, хлеб — в хлебницу, потом сел за стол и задумался.

В дверях показалась Евгения Михайловна.

— Ты обещал антенной запяться…

— Антенной? Займусь. А лестница есть?

— Есть. Принесли…

Однако он не сдвинулся с места.

— Ты долго тут сидеть будешь? — не выдержала жена.

— Не можешь не командовать? — вздохнул дядя Вася. — Тебе обязательно надо, чтоб по первому твоему слову я срывался с места, да? Сказал, займусь, значит, займусь.

И только потому, что тон его был кротким, Евгения Михайловна не сцепилась с ним. Обдав его молчаливым презрением, вышла.

…Ветер раскачал телевизионную антенну, выдернул один гвоздь, и она перевесилась вниз. Дядя Вася стоял внизу и задумчиво рассматривал антенну. Земля перед домом была свежеперекопанной, но дядя Вася не обратил на это внимания, за что тотчас же получил втык от жены: