Константин Лопушанский - На исходе ночи

— Просто не знаю, где искать, — проговаривает она, — просто не знаю…

Ларсен сидит на диванчике рядом с пожилой женщиной. Перед ней стоят чемоданы. Они открыты, везде следы беспорядочных сборов. Возле чемоданов стоят дети — мальчик и девочка, с интересом смотрят на Ларсена. Он сидит, чуть повернув голову, стараясь не смотреть в центр комнаты, как бы стыдливо отводя глаза. Женщина чувствует это, поглядывает на Ларсена, но молчит. Наконец не выдерживает.

— Может быть, вы поговорите с ним, — говорит она сквозь слезы, — это же невозможно… День и ночь, не переставая…

Ларсен растерянно пожимает плечами.

— Марио! Перестань! Ты слышишь? Марио! — кричит женщина в глубь комнаты.

Там, между шкафом и столом, среди оторванных досок пола видна зигзагообразная траншея. Над краем свежевырытой ямы виднеется лысая голова, мелькает лопата, размеренно выбрасывающая на пол землю — ком за комом.

— Марио! — вздыхает женщина. — Как глухой…

Дети перешептываются, смеются. Ларсен отводит глаза.

— Мы хотим идти сегодня. А вы? — спрашивает женщина.

— Куда идти? — Ларсен удивленно смотрит на нее.

— Разве вы не знаете? Приходили военные из центрального бункера. И у пастора были тоже… Все должны явиться в центральный не позже десятого. Это отлет? Как вы думаете?

— Возможно.

Молодая женщина наконец находит что искала.

— Вот, это таблетки от головной боли. Но их можно развести, две упаковки на стакан… Это помогает. Когда Ганс умирал… — Она вдруг замолкает. Губы у нее трясутся.

— Перестань, тебе нельзя волноваться, — говорит пожилая женщина.

— Спасибо, благодарю вас. — Ларсен берет таблетки и торопливо выходит: — Очень признателен вам.

В тамбуре убежища при музее Ларсен готовится к выходу в город. Он стоит в небольшой камере, в противогазе в противорадиационном обмундировании. Из длинного сухого человека он превратился в громадный зеленоватый мешок. Под обмундирование он засовывает банку консервов и несколько фляжек с водой. Неуклюжей походкой, на ходу застегивая последние застежки, он подходит к бронированной двери, отпирает засов, напрягаясь, отодвигает дверь и выходит наружу.

Низкий, свинцовый туман висит над опаленной землей. Полутьма. Ни день, ни ночь — странные мутно-серые сумерки. Ларсен выходит из бетонного купола входа в убежище и оказывается в развалинах здания музея. Он уверенно идет среди свисающих балок и перекрытий через один выставочный зал, сворачивает в другой. В полумраке угадываются почерневшие, потерявшие форму каменные изваяния, остатки статуй.

Из развалин музея он выбирается через большой пролом в стене. Неподалеку, возле обломков стены, две фигуры, так же, как и Ларсен, в противогазах и защитных костюмах — отец и сын Хюммели. Они что-то бережно заворачивают в резиновый плащ. Рядом — лопаты, разрытая земля. Ларсен кивает им. Они отвечают чинным приветственным поклоном.

Он идет среди обожженных стволов деревьев, стоящих густым частоколом. Мертвый, черный лес. Ветер поднимает над ним тучи золы и пепла.

Мелкая злая рябь лежит на реке, атакуя берег. Ларсен подходит к лодке, прикрытой рваными железными листами. С усилием сдвигает лодку в воду, вставляет весла в уключины, торопливо гребет короткими веслами и вскоре исчезает в тумане…

…Через некоторое время Ларсен приближается к радарной станции. Здесь суматоха. Солдаты поспешно грузят в военные грузовики какие-то ящики, приборы. Эвакуация радарной станции идет полным ходом. На Ларсена никто не обращает внимания, только один солдат, пробегая мимо, едва не наталкивается на него, в руках у него — плоский, тускло блестящий прибор.

Ларсен направляется в аппаратную.

— У нас ничего нет. Ничего, — пожилой грузный человек отводит глаза, стараясь не смотреть на Ларсена.

В аппаратной все разорено — отовсюду свисают оборванные провода, двое солдат выдирают из недр пульта какой-то блок.

— В третью машину, — приказывает им человек, стоящий рядом с Ларсеном. Похоже, что он — один из операторов станции. Он тяжело опускается в одно из кресел возле развороченного пульта. Глотает какую-то таблетку.

— Пятна появились? Не замечал?

— Утром два на руках, — отвечает Ларсен. — Сколько на теле — не знаю, она не дает себя раздеть.

— Чертовски интенсивно, — говорит оператор. — Ей осталось несколько часов.

— А эскатамон?

— Что эскатамон! — взрывается оператор. — Ты знаешь, какие боли даст эскатамон? Это же не лекарство, просто стимулятор!

Он умолкает. Ему становится совестно и за свой крик и за горький взгляд гостя.

— У тебя есть еще продукты? — тихо спрашивает он.

— Да…

— Попробуй сходить на биржу. Неделю назад там можно было достать обезболивающее. Банка консервов — ампула… У меня ничего нет, — в голосе его звучит отчаяние. — Никаких лекарств.

Снова входят двое солдат, поспешно выносят еще один приборный блок. Оператор провожает их взглядом, затем встает, закрывает за солдатами дверь.

— Скоро отлет. Тебя включили в список?

— Не знаю. — Ларсен помолчал. — Я еще не решил, стоит ли лететь.

— Ты это серьезно?

— Вполне. По крайней мере, сначала хочу разобраться.

— Что ты имеешь в виду?

— Многое… Ну, скажем, радиомолчание. Ведь оно началось с первых же часов после взрывов. Разве это реально — за пару часов уничтожить все радиостанция мира? Это чересчур… Тут что-то другое…

— Что?

— Трудно сказать… Может быть, купол глушения.

— Предположим. Только зачем?

— Это можно выяснить, если электронный центр уцелел хотя бы частично… Надо добраться туда. Тем более, что там можно узнать многое другое.

— Например?

— Была авария на этой ракетной базе или нет…

— Это слухи.

— Не исключено. Но все-таки надо проверить.

— Зачем? В лучшем случае ты узнаешь, как все началось. Что это изменит теперь, когда все погибло?

— Зависит от того, что я узнаю…

Оператор долго смотрит на Ларсена.

— Ты не сможешь попасть в электронный центр, — наконец говорит он, понизив голос. — Туда никого не пускают. Ты даже подойти к нему не сможешь. Усиленная охрана. Стреляют без предупреждения.

— Что же делать?

— Ничего… И вообще, не надо об этом кричать. Понимаешь?

— Нет, — удивленно поднял глаза Ларсен.

— Слухи об аварии — это панические слухи. Они мешают нашей борьбе за спасение оставшегося человечества. Их надлежит пресекать. Беспощадно. Теперь понимаешь? Это последние новости из центрального бункера, — добавляет шепотом оператор. — Я был там вчера…

Ларсен идет вдоль развалин казармы радарной станции. Откуда-то из тумана доносятся крики команды, звон лопат и удары кирок. Ларсен сворачивает на черный асфальт шоссе идет по краю огромной ямы невероятной ширины. Несколько десятков солдат углубляют и без того фантастическую по размерам могилу. Ларсен проходит мимо офицера, который держит перед собой большую карту-схему захоронения. Рядом свалены кучи бирок с номерами.