Патрик Уикс - Dragon Age. Империя масок

– Странное представление, – пробормотала Селина. – Я ожидала увидеть романтическую историю или трагедию – но это?

– И что же это, ваше величество? – Ремаш искоса глянул на нее.

– Я бы сказала, скорее комедия, но даже Большой театр не обошелся бы так с историей Андрасте. – Селина улыбнулась. – Впрочем, мы могли бы стать свидетелями первого в истории Священного похода на театр.

Ремаш тихо засмеялся.

На сцене Андрасте убеждала мятежников заключить союз с эльфами:

– С подобной мощью можно ль совладать? Всех наших сил, как видно, недостанет! Но если эльфов в помощь нам призвать, свобода наша их порукой станет!

Среди зрителей пробежали нервные смешки, и в полутьме зала стало ощутимо светлее – это сотни лиц разом повернулись вверх, глядя на Селину.

На сцену вышел Шартан, эльфийский воин-еретик, чья история о присоединении к Андрасте в борьбе против древнего Тевинтера была вымарана из Песни Света.

В пьесе он оказался женщиной в платье, с недвусмысленно вихляющимися бедрами и такими огромными искусственными ушами, что даже в последних рядах зала было видно, что перед ними эльф.

Женщина-Шартан поцеловала руку Андрасте, и зрители засвистели.

Селине показалось, что весь окружающий мир внезапно застыл, словно окаменев. Затылок налился свинцовой тяжестью, и только усилием воли она сумела сохранить неподвижность.

– Герцог Ремаш, – спустя минуту проговорила она, – я размышляла над предложением, которое было сделано вами ранее.

– Ваше великолепие, – ответил он, – я не припоминаю никаких предложений, которые требовали бы дальнейшего обсуждения.

Говоря это, Ремаш не сводил глаз со сцены, и на губах его играла улыбка.

– Понимаю, – сказала Селина. – Было бы крайне неуместно мешать вам наслаждаться представлением. Часто ли вы смотрите спектакли?

– Только те, которые оплатил сам.

– Вполне вероятно, что эту пьесу оплатил Гаспар, – заметила Селина, следя за тем, чтобы никакие непрошеные чувства не отразились на ее лице, слишком хорошо видном зрителям снизу. – Пером.

– Я не шевалье, чтобы меня задела дуэль на перьях. – Ремаш так и не взглянул на нее. – Зато Гаспар весьма заинтересован охотой в Лаидсе. В то время как для вас это, по всей видимости, лишь обременительное обязательство.

На сцене гневно воздевал руки Маферат, являя собой единственный источник здравомыслия, в то время как Андрасте и Шартан вовсю кокетничали друг с другом, совершенно забыв о войне с Тевинтером.

– Когда правитель – игр сердечных раб, утехи с эльфом долгу предпочтет, ужели всякий, кто душой не слаб, клинок возмездья в руки не возьмет?

– Должна ли я понимать, – проговорила Селина, также не глядя на герцога, – что Маферат станет героем, который, предав Андрасте, пожертвовал ею ради высшего блага?

– Что ж, ваше величество, в этой постановке Андрасте, судя по всему, взяла себе любовницу-эльфийку и пренебрегла своим долгом. – Ремаш помолчал. – Впрочем, не хочу преждевременно раскрывать концовку.

– Одна концовка мне уже известна. Автор пьесы будет казнен. Вероятно, владелица театра – тоже.

– По правде говоря, – заметил герцог Ремаш, – такое изменение пьесы, внесенное в последний момент, было совершенно неожиданным для владелицы театра, равно как исчезновение сына упомянутой владелицы. Впрочем, паренек, я полагаю, после окончания спектакля будет найден живым и невредимым.

– И какие же я обнаружу улики, указывающие на вас, Ремаш?

– Никаких, ваше великолепие, однако я сделаю щедрые пожертвования Церкви в качестве извинения за то, что некий полоумный еретик испортил пьесу, которая ставилась на мои средства.

Селина встала:

– Передайте великому герцогу Маферату, что я, судя по всему, проиграла спор о том, знает ли он грамоту.

Сэр Мишель, сверля убийственным взглядом герцога, распахнул дверь, и Селина покинула ложу, не обращая внимания на поднявшийся внизу шепот.

Она держала себя в руках до того мгновения, пока Мишель не закрыл за ними дверь ложи. Тогда, оказавшись в полутьме коридора, в обществе одних только служанок и своего защитника, Селина опустила голову и сделала глубокий вдох.

Они знают. Все знают, будь они прокляты!

Оставалась еще возможность, что это лишь художественный образ, колкий намек на то, что Селина продвигала эльфов на рынки для знати и в университет. Впрочем, она так не думала. Герцог Ремаш явственно выделил голосом слова «любовницу-эльфийку», а такое, даже в качестве театрального образа, в Игре не упоминают, если только целиком не уверены в своей правоте.

Любовная связь с Бриалой, единственное в жизни Селины, что она много лет хранила от посторонних глаз, теперь может стать оружием, обращенным против нее. Гаспар и его приспешники отнимут у нее любимую женщину, чтобы развязать свою растреклятую войну.

– Вы так долго властью своей покровительствовали науке и искусству, – прозвучал из темноты негромкий мягкий голос. – Со стороны Гаспара жестоко обратить и то и другое против вас.

Селина оглянулась на рыжеволосую посланницу Верховной Жрицы с ферелденскими чертами лица, подчеркнуто не прикрытого маской.

– Театры всегда были ветрены, Лелиана. И я не думаю, что университет последует их примеру. – Селина взглянула на Мишеля. – Найди прочих служанок и узнай, что они слышали.

– Ваше величество, – поклонился Мишель и двинулся прочь.

Остальные девушки гуськом последовали за ним. Селина отступила в густую тень – туда, где стояла Лелиана.

Ферелденка достала тугой свиток:

– Нескольких профессоров попросили составить доклады об эльфах. В одном докладе будет сказано, что большие уши придают эльфам сходство с кроликами, а значит, они, по сути, животные, управляемые лишь примитивными инстинктами, и, стало быть, им нельзя доверять. Другой доклад станет утверждать, что всякий, кто прелюбодействует с эльфом, оскорбляет Создателя, как если бы он грешил скотоложством.

Двадцать лет усилий, чтобы привить варварской империи милосердие и культуру, в которых она нуждается, дабы остаться величайшей державой в мире, – и теперь те же люди, которым Селина стремилась помочь, насмехаются над ней, угрожают ей смертью и ради развлечения черни устраивают балаган из ее противостояния с Гаспаром. Двадцать лет относительного мира, просвещения и безопасности для Орлея обратятся в прах только потому, что драматурги и ученые облыжно свели их к нелепой выдумке влюбленной девицы, заведшей шашни с эльфом.

Селина зажмурилась:

– И что же думает обо всем этом Верховная Жрица?

– Ваше великолепие, – улыбнулась Лелиана, – Верховная Жрица никогда не была высокого мнения о театре.

Императрица молчала, и рыжеволосая посланница вздохнула: