Фред Адра - Слепая зона. Призраки

Акхат скрестил руки на груди и с нарочитым безразличием сказал:

– Я уже отмечал твои познания, юноша. Вновь отмечаю. Как и то, что ты знал ответ заранее.

– Ага! – с легкостью признался Илья и с энтузиазмом поведал обескураженному собранию: – А, знаете ли вы, друзья мои, что у царя Ахава была жена, и звали ее Иезавелью? Акхат, все правильно?

Чародей неохотно кивнул.

– Она ведь была очень влиятельная дама, так?

– Она была величайшей правительницей, – почтительно ответил Акхат.

Илья кивнул и увлеченно продолжил:

– Так вот, друзья, эта самая миссис Ахав, ну, в смысле Иезавель, была финикийской принцессой из города Тир, и ее бракосочетание с израильским царем было классическим примером династического брака, призванного укрепить связь между Израилем и Тиром против общих врагов. В общем, игра престолов и все такое.

Терпение Сергея наконец лопнуло:

– Илья, ты решил нам посреди ночи прочитать лекцию по истории? Считаешь, это подходящее место и время?

– Да, а что? – Тот невинно захлопал ресницами.

Друзья тактика смотрели на него с терпеливым ожиданием. Они-то прекрасно знали, что Илья не стал бы просто так устраивать экскурсию в историю древнего мира. Остальных слушателей рассказ тоже увлек.

– Да вы послушайте! – Илья замахал руками на старателя, чтобы не перебивал. – Это интересно, вот увидите! Дело в том, что, в отличие от соседней – братской, но враждебной – Иудеи, где к этому времени основательно укрепился монотеизм, в Израиле царили разброд и шатания. Здесь были сильны как позиции более современной веры в единого бога, так и прежних языческих культов. Иезавель была финикийкой и, разумеется, язычницей. Она фанатично поклонялась богу Баалу. Поэтому неудивительно, что после ее воцарения на троне Израильского царства война между единобожниками и многобожниками – последователями культов Баала, Астарты и прочих богов – разгорелась с новой силой. Вы следите за моей мыслью? Отлично! Но то была не обычная религиозная война и даже не просто борьба за власть.

Вмешался Акхат:

– Разумеется. Это была война за право на магию! Я же объяснял…

– Да-да, я помню. Другими словами, обе стороны отвергали образ жизни друг друга. Особенно бескомпромиссными были единобожники. Они не принимали ни языческих обрядов, ни занятий колдовством…

– Еще как принимали! – Акхат не на шутку рассердился, Илья затронул больную для него тему. – Но только для себя! Придумали, что волшебная сила, не идущая от их единого бога, а просто сама по себе – происки злых сил, и за ее использование следует карать смертью!

– Спасибо за поправку, Акхат. – Илья слегка поклонился. – Но вот что мне не давало покоя. Акхат, вы рассказывали, что единобожники во главе с могущественным магом за один день истребили ваших собратьев-чародеев… А еще вам не понравилось мое имя. Я, как говорит Эрик, сложил два и два, и вот что получилось.

Стало очень тихо. Лицо Акхата превратилось в непроницаемую маску, а все остальные обратились в слух, боясь пропустить хоть слово.

– Духовным лидером и предводителем единобожников был пророк Илия. Мой тезка. Известно, что его люди истребили жрецов культа Баала на реке Кишон у горы Кармель. Это и была та резня, о которой вы говорили, верно?

Чародей не ответил.

– Акхат, вы жрец?

Тот по-прежнему все молчал, и тишину вдруг разорвал казавшийся на редкость неуместным смех Ани:

– Разумеется, он жрец! Мог бы просто спросить!

Илья и бровью не повел. Он продолжал сверлить чародея взглядом.

– Акхат, судя по тому, что вы были очень сильным магом – настолько, что вас даже не смогли убить, как остальных, и пророку Илие пришлось хитростью поймать вас в магическую ловушку, – вы и жрецом были не последним, не так ли?

– Так, – наконец-то ответил Акхат. – Я был верховным жрецом в храме Баала на горе Мегиддо.

Студентки восхищенно ахнули, а остальные по-новому взглянули на чародея, не зная, как реагировать на такую новость.

Сергей сказал:

– Илья, все это действительно очень интересно, но ты говоришь о делах трехтысячелетней давности! За тысячу лет до появления христианства – это же сдуреть какая седая древность! Почему это вдруг стало так важно именно сейчас?

Илья обвел взглядом собравшихся вокруг него людей, ждущих объяснений.

– А когда же, если не сейчас? Друзья мои, вам, конечно, известно, что во многих древних культурах практиковали человеческие жертвоприношения? Шумеры, например. В доколумбовой Америке – ацтеки, инки, майя… – Он повернулся к Инке и Майе: – Девочки, без обид, я не про вас. И в Ханаане тоже приносили людей в жертву богам. Акхат, вы совершали ритуалы жертвоприношения?

Чародей молчал.

Илья понизил голос:

– Акхат, скольких детей вы убили?

По комнате прокатился вздох ужаса:

– Детей?!

– Конечно, – кивнул Илья. – Известный исторический факт: в жертву приносили детей. Баал, Астарта и их друзья по пантеону были знаменитыми детоубийцами. Акхат, ну, подтвердите, а то моим слабохарактерным современникам трудно поверить.

Это замечание было не совсем верным. «Современники» верили, а некоторые и ранее знали, что такое в древности имело место. Их шоковое состояние было вызвано другим: тем, что подобный ужас, казавшийся похороненным во тьме веков, вдруг стал актуален здесь и сейчас. Особенно потрясенными выглядели Инка и Майя. Играя в «жриц Астарты», они как-то не задумывались о кровавых ритуалах. Приносили в жертву богине цветы и фрукты, а ей, выходит, было нужно совсем иное…

Акхат расправил плечи, вскинул голову и шумно втянул в ноздри воздух.

– Обычно младенцев.

Почти все отпрянули от Акхата, словно он вдруг стал заразным. Единственными, кто остался на месте, были Илья и Аня. Илья – потому что словесный поединок с чародеем был еще далек от завершения, а Аня – потому что, в отличие от подруг, испытывала не столько ужас, сколько жгучее любопытство.

Между тем верховный жрец культа Баала из древнего Мегиддо смотрел вокруг себя вызывающе и гордо. Если кто-то ожидал от него раскаяния, то ничего и отдаленно похожего Акхат не выказывал.

Сергей не удержался, чтобы не спросить:

– И ваши люди с этим соглашались? Отдавать на заклание собственных детей?

Акхат усмехнулся:

– Люди? Вы, я вижу, совсем не понимаете… Боги не просто требуют жертву. Они требуют отдать им самое дорогое, что у тебя есть, – собственного ребенка. – Он обвел взглядом слушателей, которые, будучи уверенными, что их уже ничто не способно поразить, только что испытали еще большее потрясение. – Мы, жрецы, проводили через огонь своих новорожденных. Думаете, при этом наша душа не выворачивалась наизнанку? Думаете, мы не желали иной доли нашим чадам? Но нет жертвы более высокой, чем невинное дитя священнослужителя – тем более первенец. Конечно, если у жрецов не было детей, то находились другие… Люди понимали священный смысл жертвы, ведь это высокий и героический акт во имя благополучия и процветания всего рода!