Анджей Сапковский - Бестиарий. Создания света, мрака, полумрака и тьмы

Отбор объектов, разумеется, отражает как познания автора (nobody’s perfect [16] ), так и его вкусы.

Один из страшнейших демонов Бретани, нет такого призрака, которого бы бретонцы боялись больше, чем анку. Ибо этот призрак предвещает смерть. Худой как скелет, высокий, седовласый, одетый в черный плащ и черный остроконечный колпак, анку (всегда в сумерки, перед самым наступлением полной темноты) является глазам человека, которому предстоит умереть, на кошмарно скрипящей телеге, запряженной чудовищно тощей кобылой желтоватой масти. Если другие предзнаменования и смертоносные знамения (стук совы в окно, галка на чердаке, ворона на пороге) могут быть ошибочными и ложными, то в случае анку ошибка абсолютно исключена. Человек, услышавший скрип телеги и увидевший демона, скончается в течение ближайших трех – семи дней.

По некоторым теориям, анку – призрак первого покойника, похороненного на данном кладбище, так что чаще всего он оказывается духом воистину доисторическим, чем-то вроде кладбищенского gemus loci [17]. Если же кладбище новое, то в анку превращается первый торжественно погребенный здесь покойник.

Преотвратнейшая ведьма, мерзкая людоедка с огромными железными зубами, костлявая и горбатая баба с длинным носом, украшенным большущей бородавкой, нередко (в русском фольклоре) одноглазая и хромая, с одной усохшей («костяной») ногой. Проживает в лесных дебрях и темных пущах в самоходной избушке на курьих ножках, а на короткие рейды отправляется в ступе, заметая за собой следы метлой. Известна из таких сказок, как «Три царства», «Царь-девица» и «Ивашка». Порой бывает связана – даже супружескими узами – с другой фигурой русского фольклора, Змеем Горынычем.

Более поздние версии (братья Гримм) снабжают Бабу-Ягу пряничным домиком, а ее добычей делают детей, неразумно углубившихся в лес. Ясь и Малгося (братец Иванушка и сестрица Аленушка и пр.) отправляются к избушке Яги, привлеченные – вот дурашки! – рассыпанными на тропинке лакомствами, да и сам домик пытаются обкусывать и лизать. Бруно Беттельгейм считает этот сладкий домик символом детских оральных влечений и примитивного стремления к самоудовлетворению, более сильных даже, чем инстинкт самосохранения. Регресс детей к неосознанной младенческой оральности приводит к тому, что они вступают в конфронтацию с персонификацией той же оральности, но уже деструктивного характера, – Бабой-Ягой. Детям грозит опасность быть съеденными. Баба-Яга хватает их и запирает в клетке, чтобы перед тем, как взяться за приготовление из них вожделенного блюда, подкормить их «до кондиции».

У Бабы-Яги этимологически нет ничего общего с польскими именами Ягна, Ягнуся и другими формами имени Агнесс (Агнешка). Да и само слово «баба» в двухсловном выражении (Баба-Яга) тоже далеко от понятия «женщина» – так называли определенный род злющих сверхъестественных существ.

Кельтская разновидность Бабы-Яги – Черная Аннис, проживающая на Шотландских высотах. Внешностью и поведением горянка ( англ. highlander – шотландский горец) почти идентична своей славянской родне. Однако у Черной Аннис нет избушки на курьих ножках, а проживает она в случайных пещерах, которые можно узнать по кучам наваленных у входа костей.

Разновидность домового, дух русской бани, которую ставят на берегах рек или озер, деревянного домика, в котором любители помыться потеют в пару, хлещутся березовыми вениками, а потом прыгают в ледяную воду. Постройки, часто встречающиеся в России, прибалтийских странах и, конечно, в Финляндии, где баня (сауна) стала чуть ли не национальным символом. Все без исключения бани и сауны (вообще-то баня и сауна – синонимы) посещаются страшилами: духами-банниками (страшилищами, пугалами). Поясню, что речь идет исключительно о настоящих банях и саунах, а не о комфортабельных подделках на дачах нуворишей и в летних «резиденциях» различных выскочек (так называемых новых русских, например). В настоящих народных, срубленных из бревен банях творится такое, что волосы становятся дыбом. Одну подобную историю я знаю по рассказу отца и уверен в ее абсолютной истинности, поскольку мы, Сапковские, не лжем никогда. История случилась в Новых Свенчанах на Виленщине, в Свенчанском уезде. Отец, обучавшийся в то время в Вильно (Вильнюсе), приехал в родительский дом на каникулы и сразу по приезде решил попариться в баньке. Это была настоящая классическая баня, собранная из теса, крупная домина, стоящая на берегу Жеймяны. Войдя в баню, отец увидел, что он там не один, однако нисколько не удивился, потому что бани, кроме гигиенических целей, служили еще и общественным. Соседом отца оказался худенький старичок с желтой сверкающей лысиной, который хлестал себя веничком в дальнем углу бани. Отец разделся и уже принялся было за мытье, когда обнаружил пропажу мыла, которое только что положил рядом. Он поднял глаза и натолкнулся на взгляд лысого деда, державшего его мыло в костлявой руке. Прежде чем отец успел слово молвить, старичок отдал ему мыло, при этом рука его удлинилась, вытянулась, словно резиновая, на три метра. Отец мигом удрал из бани, а когда вернулся за одеждой, старичка и след простыл. Это был банник, иначе еще называемый домовым, дух, с которым сталкивались многие.

Единственные известные мне бани в Польше, в которых встречаются банники и домовые, стоят на берегу реки Черная Ганча.

Ирландский дух, предвещающий смерть. Является (хоть мало кто ее встречал) в облике старухи с длинными, развевающимися по ветру волосами, одетой чаще всего в зеленые лохмотья. Ее пронзительный, тоскливый и протяжный, замораживающий кровь в жилах крик (точнее – вой) представляет собой неоспоримый знак чьей-то близкой кончины. Порой баньши своим криком предвещает смерть не тому, кто ее слышит, а чаще – человеку, проживающему рядом с тем, кто слышит крик. Ибо баньши адресует свой крик данному дому, домашнему очагу. В крупном городе, застроенном панельными домами, крик баньши – хоть он действительно ужасен – слышит только адресат и никогда – соседи. Зато его слышат все кошки в округе. Каждый котовладелец бывал свидетелем того, как кошка – хоть кругом вроде бы стоит тишина – вдруг просыпается, поднимает голову, настораживает уши. Объяснение простое – кошка услышала баньши.