Евгений Щепетнов - Зверь

В том и была ошибка пленителей: они думали, что имеют дело с человеком – тренированным, опасным, умелым убийцей, но все-таки человеком. Зверь был человеком только внешне. Взбесившийся зверь не думает о гибели, одержимый желанием убивать, он рвет врага до издыхания, хрипя, захлебываясь кровью от ран, и умирает, сделав все, что смог.

Черные статуи, медленные статуи – мягкие, податливые, распадающиеся под ударами ножей. Они не успевали упасть, когда Зверь шел к двери, умирали стоя, пытаясь достать своего убийцу длинными острыми жалами-мечами, вяло поводя ими в воздухе, будто салютуя идущему на смерть.

Кто-то из них все-таки сумел зацепить Зверя, и не раз, прочертив по его коже длинные кровавые следы, но тот не чувствовал боли, он вообще ничего не чувствовал, кроме яростного, радостного желания убивать, кроме бурлящей в крови силы, способной раздробить, свернуть, превратить в щебень самые высокие горы на свете!

В реальном мире прошли секунды до того момента, когда был убит последний из Псов, находящихся в комнате. Каким образом перед Зверем оказалась Делия – как она умудрилась? Ведь девушка стояла в противоположном конце комнаты, каким непостижимым образом она успела добраться к выходу и перекрыть ему дорогу? Адрус не знал и об этом не думал. Он вообще не мог думать ни о чем, кроме убийства.

Девушка попыталась вонзить ему в шею небольшой тонкий кинжал, клинок которого был покрыт чем-то иссине-черным, пахнущим пряно и опасно. Зверь легко ушел от удара и направил нож в висок, который некогда ласково целовал, лежа в постели рядом с разгоряченной, тяжело дышащей партнершей.

Он помнил, что волосы девушки всегда пахли чем-то травяным, чистым, чем-то трогающим за душу – так пахли травы, которые мать вывешивала в сенцах их бревенчатого дома, а потом запаривала и мыла этим отваром голову. Картинка со смеющейся, такой красивой и живой мамой мелькнула перед глазами Зверя, и нож, который должен был пробить череп Делии, сам собой повернулся на сто восемьдесят градусов и ударил рукоятью, а не клинком. Кость хрустнула, с рассеченного виска обильно потекла кровь, и девушка рухнула на пол бездыханной, уже не видя, как Зверь покинул место бойни.

Коридор.

Псы, которые спохватывались только тогда, когда Зверь уже пробежал возле них.

Слуги, которые вдруг оказывались не слугами и пытались достать его спрятанными в одежде клинками.

Подходы к императору были наводнены Мастерами Смерти, годами скрывавшими свою профессию.

Император был у себя в кабинете, вместе с принцессой. Когда со стуком и грохотом распахнулась дверь, он успел лишь поднять глаза и умер с распоротым горлом – скорее всего даже не поняв, что происходит. Его затухающие глаза смотрели в пространство, будто пытаясь увидеть что-то недоступное живым людям. Зверь не раз замечал такое выражение на лицах умирающих, и знал, что когда-нибудь и он заглянет за горизонт… и надеялся, что увидит там то, что он хочет увидеть.

Принцесса закричала, потянулась к отцу, будто ища у него защиты, что-то жалобно залепетала, глядя в мерзлые глаза Зверя, и упала ему на плечо, убитая одним милосердным ударом ножа в грудь.

Зверь не испытывал жалости, сожаления, угрызений совести – звери не жалеют свою добычу, убитую на охоте. Он ощущал только удовлетворение от эффективной расправы, и больше ничего.

Корона лежала на специальном возвышении, на бархатной подложке, сияя драгоценными камнями, вделанными в трилистник. Золотой обруч, камни – ничего особенного. Сразу и не скажешь, что эта штука обладает магическими свойствами, что ей от роду тысячи лет, что надеть ее может только тот, на кого ее возложили со специальным заклинанием.

Зверь знал, что нужно сделать. Он схватил корону, сунул ее за пазуху и выбежал вон, отправляясь туда, где может спокойно умереть. Без короны никто не сможет стать императором Занусса в ближайшие несколько месяцев, а то и лет. Чтобы изготовить корону, нужно время, умение нескольких магов, объединенных в одном сложнейшем заклинании, а без нее нельзя стать императором, без нее Псы не будут подчиняться никому – кроме самих себя. А значит, не будут игрушками в чужих руках.

Где мог скрыться такой негодяй, такое дерьмо, как Зверь? Конечно, там, где дерьму самое место – в канализации. Там, в темных подземельях, среди крыс, гниющих отбросов, трупов и дерьма должен закончить свой жизненный путь Зверь, самый жестокий из преступников столицы Занусса, имя которого наводило ужас на всех обитателей портовых трущоб. Многие вздохнут с облегчением, когда узнают, что страшный Зверь исчез, испарился, будто и не существовал ни-когда.

Зверь побежал по коридору туда, где располагались огромные дворцовые кухни. Если где и был вход в канализацию, то только там.

Время истекало, тело Адруса протестовало, оно не желало умирать, не желало сжигать себя, но оно уже горело огнем, пылало, выдавая последние силы, затребованные безжалостным хозяином.

Уже на последнем издыхании Зверь рванул тяжелую решетку, скованную здоровенным замком, дужка не выдержала напора вздыбленных магией и снадобьем мышц, лопнула, крышка отлетела в сторону, и Адрус нырнул вниз, в вонючую теплую глубину, наполненную мутными дождевыми водами, влившимися в тоннель после ночного ливня, омывшего склоны гор над столицей. Адруса закружило, понесло, с минуту его тащило по течению, ударило о другую решетку, снова понесло, уже в другое ответвление, и уже бесчувственного потащило по узкому, едва проходимому тоннелю в глубь земли, туда, куда не решался зайти ни один из чистильщиков тоннелей, суеверно полагавших, что нижними ярусами тоннелей правят демоны, поднявшиеся из Преисподней. Тот, кто увидит демона, навсегда останется в этой бархатной тьме, сам став демоном, выпивающим жизнь из людей, не оградивших себя должным заклятием.

Бунт подавили. Подошедшие к утру армейские части быстро разбили ударившихся в панику повстанцев, и те разбежались по городу, продолжая грабить и убивать, пытаясь выбраться наружу с награбленным и падая под ударами мечей разъяренных солдат, семьи которых пострадали в результате попытки переворота. Зачистка города заняла еще неделю – бунтовщиков выковыривали из всех щелей, и, когда последний из них умер, пронзенный копьями стражников, пришло время подсчитывать убытки и хоронить мертвых. А их было много, очень много. Тысячи и тысячи.

После окончания бойни вспыхнула эпидемия желтой чумы – это и немудрено при таком-то количестве трупов! Трупы валялись по улицам, раздувшиеся от жары, их растаскивали собаки, жрали растолстевшие на мертвечине крысы, и скоро к рассеченным, порубленным, проколотым и зарезанным присоединились тысячи тех, кто умирал, покрывшись чумными нарывами…