Ариадна Борисова - Люди с солнечными поводьями

Кубагай очень хотел верить, что жена жива. И верил. Несколько раз ездил ее искать по дальним селеньям и кочевьям, но не нашел и слуха. Глядя в сверкающие неистовой верой глаза табунщика, Хорсун не осмеливался спросить: даже если с Гуоной все обстоит так, как он думает, куда же тогда подевались шаманы Терют и Сарэл?

Доверяя Кубагаю во всем, как лучшему другу, багалык не открылся в единственном. В знании о предательстве удаганки. Неприятно ему было, что друг слишком часто вспоминает жену с упрямой мечтою об ее возвращении и непреходящей любовью. Женщины так и вились вокруг статного нунчина, а он видеть не видел их волнующих взоров. И за эту верную, несокрушимую ни временем, ни женским соблазном любовь Хорсун зауважал его еще больше.

Нарьяна внешне походила на отца. Приглядевшись к быстро растущей девчонке, багалык однажды узрел в ней красивейшую из женщин. Самую желанную. Нравом она выдалась не в мать Гуону – кроткая, нежная и такая доверчивая, что Хорсуна от мысли об ее беззащитности порой в холодный пот бросало. Вот и сейчас… Только б не сбылись страшные приметы Дилги!

Багалык привычно подосадовал на свою влюбленность. От любви, говорят, теряется чуткость, тело слабеет, скачут-бродят в голове мысли, не свойственные ботуру. Прямо как у него сегодня.

Пора бы успокоиться. Недаром старцы осуждают женатых воинов, а предки оставили песнь-заповедь:

Раньше из-за близости к смерти застава считалась нечистой. Люди к ней без большой нужды близко не подходили. А теперь воины превращаются в охотников. Аймачные собирают в Двенадцатистолбовой Большие сходы…

Все же Хорсун решил, вернувшись домой, рассказать Нарьяне об ее матери. Он вдруг крепко уверился: странник когда-то впрямь показал ему сон. Явление шаманов, разговор с ними были всего лишь видением, таким же лживым, как камлание сытыганского мошенника Сордонга на сходе. Как приснившийся нынче черный ливень…

Гуона с Кубагаем, несомненно, встретились в другом мире. По словам Хозяек Круга, большая любовь уходит вместе с теми, кто носил ее в сердце. Мудрые старухи знают, о чем говорят, и любить воинам не запрещают. Хорсун подумал об этом, и на сердце у него полегчало.

Утес Каменный Палец возвышался сразу за одним из округлых холмов-близнецов, которые равновеликими крыльями обнимали селенье Крылатая Лощина. Аймак радовал глаз. Редко, но ровно раскиданные усадьбы разбегались от клина межгорья и рассыпались перед сосновым перелеском и мысом. Сбоку в изгибе мыса скрывался неприметный залив, выход в Большую Реку. Кузнечный выселок располагался под углом сходящегося подножия крылатых холмов.

В широком дворе главного кузнеца и хозяина кузни Тимира когда-то стояла старая юрта одинокого шамана Сарэла, хорошего человека и славного благословителя. Тимир полагал, что добрый дух, витающий над его усадьбой, не обижается. Кузнец каждую весну с молитвой кропил землю двора кумысом, укрепил покосившуюся, черную от времени родовую коновязь Сарэла. Рядом поставил еще два столба, пониже и поскромнее резьбой.

Поблизости в разломе холмов по каменистому руслу бежал неглубокий ручей, удобный для кузнечной работы. Бывший ко всему прочему рудознатцем, Тимир давно отыскал в этих горах богатый железистый пояс – отвердевшие слезы праматери лосихи. Жила нанизывала на себя горы, как две громадные бусины. Залегая близко к поверхности земли, она не обводнялась в вырытых ямах кислой въедчивой влагой, как в других рудных местах. Ходить далеко не надо, все рядом. К концу лета и в Месяц опадания листвы железняк доставали нанятые добытчики. Забрасывали камни по пологому откосу к ручью – по всей его длине можно было намыть рудоносную россыпь. Весной после убыли воды мальчишки собирали богатые железом окатыши в обмен на гвозди и всякую хозяйственную мелочь.

Год назад в скалах, в нескольких кёсах за Полем Скорби, Тимир обнаружил скрытый землей и лишайником валун ярко-голубого цвета с синими и белыми прожилками. Пошарил кругом, зашел подальше – подобных не нашлось ни одного, даже мелкого. Должно, сверху упал, неспроста цветом небесный. Тимир выщербил от валуна камень размером с ладонь. Надумал тайком от жены выпилить шесть бусин ей в праздничные серьги, по три на каждую. Таких, с камушками, еще никто не делал.

Не носить Уране нарядных сережек-елочек, красующихся в ушах матерей больших семейств. По ступенькам этих серег считают рожденных детей. У иных женщин расширяющиеся книзу подвески спускаются едва ль не до плеч… Ну а этим серьгам, пусть и без висюлек, зато с чудесными бусинами, жена будет рада.

Все редкое свободное время занимала теперь подгонка и полировка. Твердый камень нелегко поддавался, да нет такого камня, какого бы не осилил наследный мастер! Бусины получились округлые книзу, гладкие и прохладные на ощупь. Последнюю осталось сегодня дополировать. Рисунок пришелся на диво, будто заказывал, – белоснежные звезды в синеющих серединках. В серебряных кольцах сережек звездные капли засияют, как в небе. По окончании Тимир окурит работу дымом можжевеловой ветки, очистит от скверны души камня и серебра. Вденет Урана серьги в уши, выйдет на улицу – все соседские молодки иззавидуются. Прибегут: и нам сделай такие! Одну-две пары напилить из остатков можно. Поменьше, похуже выйдут. Ну да ладно, для жены стараться приятнее.