Вирджиния Бокер - Ищейка

Я обхожу компанию по кругу, наставив на них острие.

– Гермес Трисмегист! Останес Персидский! Олимпиодор из Фив! – Я замолкаю, чувствуя себя идиоткой.

Ох уж эти некроманты, что за чудные имена себе придумывают! Небось хотят друг друга перещеголять.

– Вот вы, пятеро! – говорю, начиная заново. – Именем Малькольма, короля Энглии, я арестую вас за преступление колдовства. – Они продолжают распевать, даже не поднимая глаз. Я смотрю на Калеба. Он стоит в дверях, все еще подбрасывая и ловя свой кинжал. Похоже, развлекается, на меня глядя. – Тем самым вам надлежит проследовать с нами в тюрьму Флит для задержания и ожидать там суда под председательством инквизитора лорда Блэквелла, герцога Норвичского. Буде вас признают виновными, вас казнят повешением либо сожжением, как будет угодно королю, земли же ваши и имущество ваше отойдут к короне. – Я останавливаюсь перевести дыхание. – И да поможет вам Бог.

Обычно на этом месте они начинают протестовать, говорить, что ни в чем не виноваты, требовать доказательств. Всегда. Еще ни разу не приходилось мне арестовывать ведьму или колдуна, которые сказали бы: «Ну да, возилась я незаконно с заклинаниями, читала запрещенные книги, покупала запрещенные травы, и слава небесам, что вы пришли и это прекратили!» Нет, всегда: «Зачем вы пришли?» и «Вы не туда попали» или «Здесь какая-то ошибка!». Но ошибок не бывает – никогда. Если уж я появилась на твоем пороге, то это ты что-то сделал, чтобы меня туда привести.

Как вот эти некроманты.

Я продолжаю:

– Во вторник, октября двадцать пятого дня одна тысяча пятьсот пятьдесят восьмого года, Останес Персидский покупает аконит волчий, известный яд, на черном рынке Хэтч-Энда. В воскресенье, ноября тринадцатого дня одна тысяча пятьсот пятьдесят восьмого года, Трисмегист вырезает Печать Соломона – талисман, используемый для вызывания духов, на стене Адриана за пределами города. Ноября восемнадцатого дня одна тысяча пятьсот пятьдесят восьмого года все подозреваемые замечены на кладбище Всех Святых в Форчен-Грин за эксгумацией трупа Псевдодемокрита, урожденного Натэниела Смита, также известного некроманта.

Все то же молчание. Продолжают себе гудеть, как улей, полный старых пчел. Я прокашливаюсь и продолжаю, на сей раз чуть громче:

– В распоряжении подозреваемых находятся следующие тексты, каждый из которых входит в Librorum Prohibitorum , королевский официальный список запрещенных книг: Альбертус Магнус, «Magister Serpentarium», Томас Гранмер, «Новая книга обычных заклинаний», Дезидериус, «Справочник рыцаря-реформиста».

На это они уж точно ответят! Ничто у них не вызывает такой ярости, как известие о том, что я побывала у них в домах и нашла спрятанное там, где никому бы в голову не пришло искать. В тайниках под половицами, под насестом в курятнике, в соломенном матрасе. Все, что колдун может спрятать, я могу найти.

Тут до меня доходит, что нет смысла мне стоять и перечислять их преступления, когда я взяла их с поличным на куда большем. И мне не совсем понятно, что теперь делать. Не стоять же целый день, слушая, как распевают эти старые идиоты, – и я не могу допустить, чтобы они завершили свои заклинания. Но и вмешаться и пустить в ход клинок я тоже не могу. Нам полагается лишь ловить и ни в коем случае не убивать: закон Блэквелла, который никто из нас не смеет нарушить. И все равно пальцы сжимаются на рукояти, меня так и подмывает врезать им по первое число, и тут я замечаю одну вещь: в розоватом тумане тигля начинает возникать контур. Он поднимается в воздух, раскачиваясь и раздуваясь под несуществующим призрачным дыханием. Чем бы ни был этот призрак – по моему мнению, это Псевдодемокрит, урожденный Дэниел Смит, которого выкапывали на моих глазах, – он вызывает отвращение. Нечто среднее между трупом и привидением, прозрачное, но гниющее, мшистая кожа, рассыпающиеся в суставах конечности, внутренности наружу. От него идет странное жужжание, и я вдруг соображаю, что он покрыт мухами.

– Элизабет!

Голос Калеба возвращает меня в реальность. Сейчас он стоит рядом со мной, кинжал держит перед собою, уставясь на возникающий перед нами предмет.

– Как ты думаешь, – шепчу я, – это призрак?

Он качает головой:

– Не думаю. Слишком он… как бы это сказать…

– Сочный?

Рот Калеба искривляется в презрительной гримасе.

– Угу. Я бы предпочел слово «плотный», но ты права. И чтобы поднять призрака, усилий пяти человек не нужно. Так что – гуль, быть может? Или упырь. Трудно сказать, он ведь еще не полностью сформировался.

Я киваю.

– Им надо помешать, пока они не закончили, – говорит он. – Бери тех двоих, что слева, а я тех троих справа.

– Не пойдет, – поворачиваюсь я к нему. – Это мой арест, я беру всех пятерых. Так договаривались. А ты вот эту плотную тварь в котле.

– Нет, пятерых тебе одной не взять.

– Еще три соверена – и возьму.

– Элизабет…

– Сам ты Элизабет!

– Элизабет!

Калеб хватает меня за плечи и разворачивает к себе. Некроманты перестали распевать, и в комнате стало тихо. Смотрят они все прямо на нас. Вместо костей в их руках зажаты длинные кривые ножи, причем все наставлены в нашу сторону.

Я вырываюсь из хватки Калеба, делаю шаг к ним, высоко подняв меч.

– Что ты здесь делаешь, девочка? – спрашивает один из них.

– Я пришла вас арестовать.

– В чем нас обвиняют?

Я раздраженно хмыкаю. Если он думает, что я снова буду проговаривать всю процедуру ареста, то его ждет сюрприз.

– Вот этот предмет. – Я тыкаю мечом в сторону подергивающегося видения. – В этом и обвиняют.

– Предмет? – оскорбленным тоном говорит кто-то из них. – Это не предмет. Это гуль.

– Говорил же тебе, – шепчет сзади Калеб. Я не отвечаю.

– И это последний предмет , который тебе суждено увидеть, – добавляет некромант.

– Размечтался, – отвечаю я, доставая наручники.

Отвожу взгляд всего на секунду, но ее хватает. Один из некромантов мечет нож.

– Берегись! – успевает крикнуть Калеб, но слишком поздно. Нож с тошнотворным хлюпом входит мне в грудь над сердцем.

Проклятие!

Я роняю меч и выдергиваю нож из груди, швыряя его на пол. В животе у меня вспыхивает жар, за ним возникает резкое ощущение покалывания. И рана тут же заживает. Крови почти нет, и даже не болит – или не сильно. При виде этой сцены все пятеро некромантов застывают на месте. Они знают – знали с той самой секунды, как я вошла в дверь, – но совсем другое дело видеть, как она действует: стигма, выжженная у меня на коже над пупком, черные каракули, изображающие XIII. Стигма, защищающая меня и показывающая, кто я есть. Воин Тринадцатой Скрижали. Ищейка. Охотник на ведьм.

Они пятятся, будто именно меня здесь надо бояться. И они, конечно, правы.