Ник Перумов - Хедин, враг мой. Том 2. «…Тот против нас!»

Гелерра улыбалась. Широко и безмятежно, как умеют улыбаться, наверное, только крылатые гарпии-адаты. Улыбалась и смотрела на свой левый локоть.

С него отваливалась уже четвёртая чешуйка. Да, да, отвратительная чешуя демона отваливалась, и под ней проступала кожа, нормальная, привычная кожа адаты. Пусть пока ещё красноватая и воспалённая, но кожа, а не чешуя! Мысли гарпии тоже приходили в порядок – с каждым днём демон отступал всё дальше и дальше, к самому краю сознания, а в воображении Гелерры – уже балансировал на остром обрыве, готовый сорваться.

Скоро она сделается окончательно свободна.

Она ждала на песке арены, как всегда, но золотоволосая волшебница не появилась. Вместо неё, однако, пришёл господин Кор Двейн.

Его Гелерра не понимала и побаивалась. И – не любила. За вечную снисходительную полуулыбку на тонких губах, за надменный профиль, за едкие, если не ядовитые намёки на бездарность, тупость и неспособность, коими он обожал пересыпать речь, обращаясь почти ко всем в замке, кроме Соллей и Скьёльда. Адату он не задевал – напротив, раскланивался с ней с преувеличенной почтительностью, что казалась ещё хуже насмешек или ухмылок.

– Моя сестра Соллей отправилась в некоторое путешествие. – Он приближался, натягивая на ходу перчатки с широким раструбом, доходившие почти до локтей. – Она просила меня её подменить… ненадолго, пока не вернётся. – Чародей пристально оглядел Гелерру с ног до головы, и та вдруг ощутила жаркую волну стыда – он смотрел так, словно она была прежней крылатой адатой, и… и… и притом совершенно голой.

– Не надо стесняться, – невозмутимо заметил он тотчас. – Я врач, а лекарь, как известно – не мужчина и не женщина. У него нет пола. Он – целитель, вот и всё.

Гелерра кивнула. Вернее, с достаточным почтением, как ей казалось, склонила голову. Волшебник ответил – коротким кивком.

– Приступим, адата. – Он по-прежнему глядел на неё внимательно, изучающе. – Сестра моя добилась многого, очень многого, Гелерра. Ты на пути к излечению. Конец уж недалёк. Я очень рад – дело пошло даже быстрее, чем рассчитывала Соллей. Скоро ты будешь свободна, адата, и сможешь идти куда хочешь. Даже… даже к своему Хедину, если пожелаешь.

Гарпия ощутила, как внутри её всё сжалось. Она не раз и не два начинала с Соллей разговоры о Познавшем Тьму, о том, как он благ, и что любое противостояние с ним – есть великое зло, но волшебница только посмеивалась.

«Мы сами по себе, Гелерра. Свобода наша – превыше всего. Прости, но мы никогда не пойдём на службу, кто б ни предложил – Хедин ли, Дальние ли, Хаос, Спаситель или, я не знаю, Древние. Ни к кому и никогда. Запомни это, пожалуйста».

Гелерра запомнила.

И всё равно, ей всякий раз становилось неприятно и неудобно, когда троица магов при ней вот так вот поминала великого Хедина, а она… а она отмалчивалась. Отмалчивалась, словно всякий раз предавала и его, и свою любовь к нему.

– Начинаем. – Чародей потёр руки. – Нападай!

Прямо перед Гелеррой на песке арены возникла отара овец. Рядом с матерями – совсем мелкие ягнята.

Адата заколебалась. Они с Соллей успешно задавили демоническую жажду крови и убийства, неистовое желание рвать живую плоть когтями и пожирать сырое мясо…

– Нападай! – уже резче бросил Кор Двейн.

Клыки и когти у Гелерры пока ещё никуда не делись, чешуя начала облезать только в одном месте. Демон демоном, что ни говори.

Демон-то она демон, да только лишь с виду.

Однако приказ есть приказ. Внутренне поморщившись, адата выпустила отливающие синевой когти, шагнула к отаре. Овцы сбились в кучу, толкаясь и прячась друг за друга, испуганно блея. Кругами бегал потерявший мать ягнёнок, тонкие ножки с маленькими копытцами взрывали песок.

– Нападай! – Голос Кора Двейна хлестнул, словно бич.

Гелерра нехотя повиновалась.

Стальные когти пронзили шею ближайшему барану, животное забилось в конвульсиях, по красно-чёрной броне потекла тёплая кровь. Демон с надеждой шевельнулся, осторожно приподнимая рогатую башку где-то там, в глубине подсознания Гелерры.

– Ещё! – крикнул чародей. Крикнул глухо и яростно; адату словно толкнул кто-то между лопаток, впихивая в самую гущу отары. – Бей! Рази! Быстрее! Без пощады!

Задыхаясь от отвращения, адата разила.

В её родном мире гарпии в основном питались рыбой и овощами, морскими растениями. Рыбу обычно растили на фермах. Конечно, в походах с учениками великого Хедина делать приходилось всё, в том числе – и свежевать убоину; Гелерра гордилась собственным хладнокровием в таких делах. Надо – значит надо. Отряд должен есть. А гном, не поевший мяса, – это не гном.

Но сейчас её почти что выворачивало наизнанку.

И демон, почувствовав слабину, ринулся в атаку.

У Гелерры вырвался неистовый, рвущий глотку рёв. Она застыла на месте, воздев окровавленные лапы с выпущенными на всю длину когтями. А потом ринулась на бросившихся врассыпную овец, настигая их огромными прыжками, сбивая на песок и одним движением вспарывая им брюха.

Демон пировал, наслаждался, выл, ревел, бушевал. Клыки и резцы работали без устали, разрывая ещё трепещущую плоть. Кровь и внутренности так и летели во все стороны, превращая арену в подобие жуткой скотобойни.

Демон настигал и убивал. Баранов, овец, ягнят. Последних – с особым удовольствием. Он завладел всем сознанием Гелерры без остатка, загнав саму адату в такие глубины, что она могла лишь скорчиться и судорожно рыдать, не в силах ни сопротивляться, ни даже помыслить о сопротивлении.

Оставался последний ягнёнок. Белая шубка забрызгана алым, он суматошно метался из стороны в сторону, жалобно взмекивая. Демон замедлился, смакуя страх и ужас беспомощного создания. Конечно, лучше, если б это оказался человеческий ребёнок – и демон представил его себе, мальчишку лет пяти-шести, с белыми, выгоревшими на солнце волосами и перепуганной мордашкой. Сейчас, сейчас, он медленно приблизится, замахнётся, ударит, пронзит, и…

В грудь демона словно грянуло морозным тараном, а сверху обрушился град пронзающих броню насквозь ледяных игл. Иглы пробивали чешую, рвали мышцы, все три сердца и лёгкие, застревали в толстых костях черепной коробки.

Рёв агонии сотряс стены замка, чёрно-красное существо заметалось, смертельно раненное. Демон слепо кинулся на человека, причинившего ему столь нестерпимую боль, но мышцы уже служили не так хорошо, отказывали; многочисленные раны извергали тёмную кровь. Демон поскользнулся на останках овечьей туши, рухнул, вздымая облако кровяных брызг, и тут его настиг последний удар.

Хлыст, составленный словно из множества каменно-твёрдых ледышек, обвился вокруг незримой сути демона, захватив горло. Тварь захрипела, напрасно царапая когтистыми лапами стиснувшую шею удавку. Из пасти вывалился тёмный язык, затрепетал; красные глаза выпучились. Из глотки вырвалось неразборчивое сипение.