Елена Малиновская - Сбежавший жених

– Рад слышать, – обронил Седрик, который очень внимательно слушал наш разговор и, по всей видимости, сделал определенные выводы.

Дальше мы шли молча. Я булькала от злости, то сжимая, то разжимая кулаки и в сотый раз прокручивая в уме разговор.

Очередной порыв ветра вдруг принес запах близкого жилья. Пахнуло печным дымом, где-то неподалеку раздалось лошадиное ржание.

Я тяжело вздохнула. По всей видимости, мы приближаемся к конечной цели нашего путешествия. И вот-вот я узнаю, какое наказание для меня приберег господин королевский дознаватель. Правда, если бы он собирался меня уволить, то вряд ли бы тащил за собой в такую даль. Сообщил бы сразу, что в моих услугах больше не нуждается, – и дело с концом.

«А что, если он желает передать тебя в руки своим коллегам? – мрачно прошептал внутренний голос. – Вполне может статься, что только что ты своим ходом вышла к городским воротам, где уже поджидает бравый охотник, должный сопроводить тебя в королевский зверинец».

Однако это было не так. Я не успела испугаться или насторожиться, как мы наконец-то выбрались из чащобы. Крохотный шар пламени, все это время летящий над головой Седрика и освещающий нам путь, круто взмыл вверх, а затем и вовсе с тихим хлопком исчез. И я увидела совсем рядом темную громаду какого-то дома, чьи окна едва заметно светились.

– Постоялый двор «Подкова», – проговорил Седрик, не дожидаясь наших вопросов. – Полагаю, перед поездкой нам будет нелишним хорошенько подкрепиться. Как раз рассветет. А потом отправимся в путь на лошадях, которые, кстати, тоже дожидаются нас здесь. Конечно, нужная нам деревня находится не так уж далеко от Ериона, но удовольствие то еще: несколько часов месить грязь под дождем. По такой раскисшей дороге мы туда быстро не доберемся.

– Нас тут ждут лошади? – переспросила я, чувствуя, как мои брови сами собой поднимаются. – Всех нас?

Седрик не стал отвечать. Лишь как-то загадочно ухмыльнулся и первым взбежал по шатким ступеням крыльца. За ним последовала и я. Замыкал своеобразное шествие Фрей, который пару раз вполголоса от души выругался, поскольку видел в темноте хуже остальных и потому измерил своими сапогами глубину всех встреченных по дороге луж. Ульрика, как и прежде, предпочла остаться невидимой.

Оказалось, что на постоялом дворе были осведомлены о нашем визите. По крайней мере, Седрику не пришлось долго барабанить в дверь, приказывая нас впустить. После первого же удара она распахнулась, и встрепанная, но достаточно приветливая для столь позднего часа служанка провела нас в общий зал, где один из столов был освещен парочкой свечных огарков.

– Есть, пить? – спросила она, прежде сцедив зевок в кулак.

– И то и другое, – ответил за всех Седрик.

– Брага, самогон, домашнее пиво, молоко. Яичница, тушеная капуста, кровяная колбаса, каша, – на одном дыхании выпалила скромное меню женщина, очередным зевком едва не разорвав себе рот.

– Три яичницы, три молока, – опять-таки на правах начальника сделал заказ за всех Седрик, хотя я заметила, как Фрей при этом недовольно скривился, явно желая чего-то другого.

– Колбасы и браги, – свистящим шепотом потребовала мне на ухо Ульрика, о которой Седрик то ли случайно, то ли намеренно забыл.

Я резко мотнула головой и с подлой радостью почувствовала, как угодила во что-то мягкое. Раздался приглушенный вскрик и глухой шмяк где-то в стороне. Видимо, Ульрика отлетела к стене, о которую, к моему глубочайшему удовлетворению, и ударилась.

– А? – Служанка удивленно округлила глаза, явно не понимая, что это было.

– Еще колбасу, – поспешил вступить в разговор Фрей. Подумал немного и исправился: – Точнее, две колбасы. Нет, лучше три! И брагу. Кружку. Нет, две.

– А лучше три, – понятливо закончила за него служанка и покачала головой, сочтя Фрея виновником недавнего шума. – Ты это, парень… В следующий раз не так горячо реагируй. Люди спят все-таки.

Фрею хватило ума не отрицать свою мнимую вину. Он покаянно склонил голову, и служанка поспешила на кухню, откуда через несколько минут послышалось звяканье посуды.

Седрик тем временем уже уселся, выудил из глубин неизменного сюртука носовой платок и принялся придирчиво протирать столешницу, даже не пытаясь скрыть недовольного выражения на лице.

Это, кстати, была еще одна черта характера, которая меня очень удивляла в некроманте. Вроде бы при его профессии как-то глупо быть брезгливым. Но Седрик часто поражал меня своей щепетильностью в вопросах чистоты, которая порой доходила до самой настоящей мании. И почему-то мне казалось, что разгадка этого опять-таки кроется в его прошлом. Словно некогда он совершил какую-то промашку, проявил недопустимую беспечность в подобного рода вопросах и до сих пор не может себе этого простить. Правда, мое воображение пасовало, когда я пыталась придумать подходящую ситуацию. Неужто Седрик умудрился явиться на любовное свидание, перепачканный могильной землей? Или догадался притащить с собой какой-нибудь особенно омерзительный ингредиент, необходимый для создания ритуального круга? Впрочем, нет, не желаю думать на эту тему! Мурашки по коже бегут от подобных размышлений!

Оттерев со стола несколько особенно липких и противных на вид пятен, Седрик удовлетворенно вздохнул и выкинул носовой платок куда-то в угол. После чего, уже не боясь испачкаться, положил перед собой локти, удобно переплел пальцы и расположил на них свой подбородок, вперив в меня свой жуткий немигающий взор.

Пламя ближайшей свечи отражалось в глубине его глаз крохотными ярко-алыми огоньками. И от этого мне было особенно непросто выдержать его взгляд.

Но некромант не спешил начинать непростой и неприятный разговор. Он дождался, когда служанка принесет заказ, после чего милостиво кивнул ей и сухо обронил:

– Можете идти. Дальше мы справимся сами.

Служанка, продолжающая отчаянно зевать и тереть глаза, не стала возражать. Она с такой скоростью развернулась и ринулась прочь, что подол ее скромного платья от поднятого ветра самым неприличным образом задрался, дав всем присутствующим возможность увидеть огромные дыры на толстых шерстяных чулках женщины.

Лишь после этого Седрик прищелкнул пальцами, и наш стол окутало легчайшее зеленоватое марево какого-то заклинания.

– Защита от любопытных глаз и ушей, – буркнул он себе под нос, ни к кому, в сущности, не обращаясь.

– Отлично! – по непонятной причине возликовал Фрей и запустил ручищу себе за пазуху, откуда через пару мгновений выудил Мышку.

Собака, видимо, крепко спала, пригревшись на груди своего хозяина. Потревоженная, она недовольно заворчала, затем уткнула свой нос в колени Фрея и опять затихла.