Джо Аберкромби - Полмира

– Не открыть ли нам дорогу Отче Миру?..

– Естественно, мы постараемся пойти его путем.

И отец Ярви проверил, легко ли ходит в ножнах меч.

– Но к словам вооруженного человека прислушиваются охотней. Приветствую! – крикнул он, и голос его разнесся далеко по воде.

На носу приближающегося корабля стоял огромный бородатый детина в кольчуге.

– И вам не хворать, друзья! – отозвался он.

И все было бы хорошо, если бы не двое лучников у детины по бокам. Лучники как-то настораживали.

– Наш корабль прозывается «Черный пес», и мы идем вверх по Запретной из Первогорода!

– А наш – «Южный ветер», и мы пришли вниз по Священной из Ройстока! – проорал в ответ Ярви.

– Ну и как там на верхних волоках?

– Тащившим пришлось нелегко!

И Ярви поднял свою покалеченную руку.

– Но я жив остался, как видишь!

Капитан встречного корабля расхохотался:

– Вождь трудится вместе с воинами, но не наравне с ними – иначе кто ж его станет уважать? Можем ли мы подойти ближе?

– Можете! Но знайте, что мы хорошо вооружены!

– В здешних краях надо опасаться тех, кто не вооружен…

И капитан отмахнул команде – команда, кстати, у него была как на подбор: все как один здоровенные, покрытые шрамами бородатые мужики в серебряных браслетах. Они быстренько подогнали «Черного пса» на стремнину и пристроились рядом с «Южным ветром», нос к корме.

И тут капитан «Пса» вдруг весело расхохотался:

– А что это за старый ублюдок у тебя там на кормовом весле обретается? Это ж Ральф Поганец, чтоб мне провалиться! Я ж думал, ты помер – и даже обрадовался!

Ральф хрипло расхохотался в ответ:

– Провались – и поглубже, Дженнер Синий! Я ж думал, ты помер, и даже кружечку опрокинул по этому поводу!

– Ральф Поганец?.. – тихо переспросила Колючка.

– Давно это было, – и старый кормчий отмахнулся, опуская огромный лук. – Люди с возрастом меняются, и вот уж и поганец не поганец…

С «Черного пса» перебросили носовой конец и, несмотря на пару сцепившихся весел и осыпавший их град проклятий, команды сумели подтянуть корабли друг к другу. Дженнер Синий перегнулся через борт и радостно схватил Ральфа за руку. Тот просиял в ответ.

Колючка не улыбалась. Руку она по-прежнему держала на рукояти отцовского меча.

– Нас же Хальстам молодой в такую задницу загнал! Как ты выбрался? – удивился Ральф.

Дженнер стащил с головы шлем и кинул его своим людям. И поскреб в редких седых волосах:

– Стыдно сказать, но я сиганул в объятья Матушки Море. И выплыл.

– Тебе всегда в бою везло…

– Ну, стрелу в жопу я получил. Какая удача, что парень я худощавый, а задница у меня толстая – рана вышла плевая. Так что я посчитал, что со стрелой мне свезло – иначе ходить бы мне в рабском ошейнике…

Ральф осторожно потрогал шею, и Колючка вдруг заметила у него под бородой шрамы, которых не замечала раньше.

– А мне не повезло. Но благодаря отцу Ярви я теперь снова свободный человек.

– Отец Ярви? – Дженнер вытаращился от удивления. – Служитель Гетланда? Тот, что был сыном Золотой королевы Лайтлин?

– Он самый, – сказал Ярви.

И он как раз шел к корме, лавируя между рундуками.

– Ну это… это… большая честь для меня! Слыхал я, что вы человек хитрый и коварный, и нет вам в этом равных! – Тут брови Дженнера Синего поползли вверх. – А что, у вас теперь бабы на веслах сидят?

– Если хорошо гребут, то почему бы и нет? – отозвался Ральф.

– А что у тебя с волосами-то, милая?

– Да пошел ты, – прорычала Колючка. – Вот что!

– О, она у нас свирепая! Ты на весло не смотри, она мужика пополам порвать может!

– Причем с удовольствием! – подтвердила весьма польщенная Колючка.

Дженнер оскалил желтые редкие зубы:

– Будь я лет на десять моложе, бросился б в бой, но с возрастом, увы, начинаешь осторожничать…

– Чем меньше у тебя времени осталось, тем меньше хочется этим остатком рисковать, – подтвердил Ральф.

– Чистая правда, – и Дженнер покачал головой. – Надо же, из-за Последней двери вернулся Ральф Поганец, девки на веслах сидят и вообще боги знают что творится! Странные времена настали!

– А какие времена не странные? – усмехнулся отец Ярви.

– И это тоже – чистая правда! – И Дженнер Синий покосился из-под руки на солнце в сероватой дымке. – А дело-то к обеду идет. А может, сойдем на берег да и поговорим о том о сем, новостями обменяемся?

– Новостями обменяемся – это ты так выпить предлагаешь? – засмеялся Ральф.

– О да! Я предлагаю выпить – и не по маленькой!

И они причалили в излучине реки, встали лагерем на взгорке, который удобно было бы в случае чего защищать, выставили много стражи и разложили большой костер. Пламя все время сдувало степным ветром, над водой летели искры и пепел. Команды притащили по бочонку эля, и все стали петь, и пели много и долго, и чем дальше, тем больше орали дурниной, и рассказывали истории одна невероятней другой, и шумно веселились. И кто-то особо умный налил Коллу пива, и тот его распробовал, а потом долго блевал и упал спать, а матушка его весьма сердилась, а все над ней хохотали.

А вот Колючка не веселилась. Она вообще не любила веселиться, если честно. А тут… все вроде улыбались, но мечи держали под рукой. А еще у костра сидели мужики, которые вообще не смеялись – прям как она. А один, кормчий «Черного пса», которого звали Гнутым, лысоватый и с седой прядью, и вовсе сидел сыч сычом и всем видом выказывал ненависть к человечеству. А когда чужой кормчий пошел отлить к реке, Колючка приметила, каким внимательным взглядом Гнутый обвел груз «Южного ветра» и как долго разглядывал окованный железом сундук отца Ярви.

– Не нравится мне его морда, – шепнула она Бранду.

Тот поглядел на нее поверх стакана:

– Тебе вообще ничья морда не нравится.

Вообще-то именно морда Бранда ее полностью устраивала, но она не стала распространяться на эту тему.

– Короче, мне его морда нравится меньше остальных морд, вот что. У таких ничего за душой нет – умеют только злобно зыркать и злобно лаять. И лицо у него, как жопа пнутая…

Он заулыбался в стакан с элем:

– Ненавижу таких людей.

Тут она сама улыбнулась:

– Ну… я, конечно, страшная снаружи, но добрая внутри, не сомневайся.

– Внутрь не насмотришься, – сообщил он, поднимая стакан. – Но я готов рискнуть и заглянуть туда.

– Гляди-ка, какой смелый. Я тебе, между прочим, разрешения ни глядеть, ни руки совать вовнутрь не давала!

Тут он закашлялся, да так, что эль пошел у него носом, и Одде пришлось хлопать его по спине. Кстати, Одда тут же ухватился за возможность продекламировать свои хромые на рифму стихи, прославляющие силу Бранда, в одиночку удержавшего корабль. Понятное дело, с каждым рассказом склон становился все круче, опасность – опаснее, а подвиг – величественнее, а Сафрит с сияющей улыбкой сообщала Бранду: «Ты спас жизнь моему сыну!» И только Бранд мог опровергнуть все эти домыслы, но он сидел и вертелся, как на иголках, и чувствовал себя полным дураком.