Марк Ньютон - Город холодных руин

– Что ты сказал? – обернулся к нему Бринд.

– Ничего, сэр.

– Смотри не забывайся.

– В смысле?

– Я стремлюсь к тому, чтобы ночные гвардейцы чувствовали себя одной семьей, вот и тебя я приблизил к себе в последнее время, но это не повод забывать, кто из нас кто. Надеюсь, я ясно выразился.

– Предельно ясно, командир, – отрезал Нелум, поджав губы, точно удерживаясь от едкого замечания. – Прошу меня простить.

Для мужчин и женщин Седьмого и Девятого драгунских полков день начался мрачно и продолжался не лучше. Четыре дня тому назад эти солдаты высадились на побережье Фолка после возвращения из неудавшегося набега на Варлтунг, где тысячи их товарищей погибли подо льдом, пытаясь добраться до вражеского острова. И все во имя империи, нынешней и будущей. Официальная версия происшедшего гласила, что дикари якобы столпились вдоль кромки ледяного поля, откуда осыпали погибавших в ледяной воде градом стрел. Однако многие полагали, что врагов на месте происшествия вообще не было и что это лишь предлог для императора организовать еще более массовое и жестокое вторжение.

Воздух над Виллиреном, казалось, вибрировал от мелкой мороси, небо повсюду было серым, куда ни глянь. Драгуны выстроились во дворе цитадели, обрамленном белыми гранитными арками и колоннами. Мокрые, грязные, еще не оплакавшие своих погибших, они стояли и молча ожидали приказа.

Бринду вспомнились стихи великих поэтов о войне, написанные в те времена, когда солнце было горячим, точнее, их переводы, пережившие языки и цивилизации, сохранившие риторику и драму, которыми наполняли тогда легенды о войне. И с горечью усомнился, доводилось ли кому-нибудь из их авторов оказаться когда-нибудь на передовой.

Войска начали прибывать в город, сначала десятками, затем тысячами. Пустовавшие здания в порту Ностальжи предстояло реквизировать в целях обороны. Горожане с несчастным видом наблюдали за тем, как располагаются в них солдаты. Это было вторжение в их нормальную жизнь, и настроение города ощутимо изменилось. Само присутствие военных предвещало, казалось, скорую гибель и распад.

В лагерях, разбитых к югу от города, в Ведьмином лесу, день за днем продолжались учения, шли маневры, распланированные в соответствии с традицией и новыми стратегическими соображениями Бринда. Имитация боевых действий пугала обитателей богатых кварталов, и землевладельцы проводили протестные собрания, которые затягивались допоздна. Владельцы и служащие баров и магазинов на набережной молили военных не отбирать их дома, не понимая, что в предстоящей войне именно по набережным пройдет главная линия обороны.

Способны ли люди вообще заглянуть за пределы повседневного существования? С другой стороны, зачем им это, если достаточно просто выживать изо дня в день в этих жестоких условиях?

По армейским каналам в город поступало дополнительное продовольствие, чтобы предотвратить стремительный рост цен на продукты питания, однако Бринд воздерживался от жесткой фиксации цен, зная, что такие меры приведут впоследствии к нехватке провизии.

Но, как ни странно, продовольствие в городе не заканчивалось. Хорошие куски вырезки привозили из крупных сельскохозяйственных угодий за его пределами; Бринд и не знал о том, что они там есть. Бейлиф Лутто и в самом деле достойно подготовил вверенный ему город, и, какими бы жесткими ни казались его поступки и какого бы он сам ни валял порой дурака, все же мозги в его заплывшей жиром башке работали исправно.

В последнее время на Бринда произвела большое впечатление конструкция щитов, которой пользовались здешние аборигены и которая уже стала частью культурной традиции Виллирена. Это был круглый щит, называемый одними гоплоном, другими асписом, более эффективный при обороне, чем его овальная разновидность. По заказу командующего оружейные мастерские города организовали массовое производство этих щитов, а заодно и новой разновидности шлема, представлявшего собой простой круглый шишак, полностью лишенный украшений, зато с увеличенным полем обзора.

Тем временем проповеди жреца Пиаса, день за днем гремевшие по храмам Джорсалира, насаждали в сознание людей религиозные идеи, в иное время не вызывавшие у Бринда ни малейшего сочувствия. Одновременно по всему городу распространялись листовки следующего содержания:

«Настоящим заклинаю: протяните руку помощи братьям-солдатам, готовым положить свою жизнь ради того, чтобы мы и дети наши могли продолжать ходить по улицам нашего города как его свободные граждане. Гарантия спасения души ежедневно ждет вас в цитадели, где можно записаться в ополчение и получить священное оружие из рук героических воинов, которые всегда защищали империю и тысячелетиями отражали злобные нападки недружественных и недоразвитых племен, стремившихся к нашему уничтожению. Их слава может стать вашей, если вы не упустите свой шанс пойти в бой бок о бок с ними. Будущее нашего города в ВАШИХ руках. С кем вы: с нами или с нашими врагами, нечеловеческой расой завоевателей? Забудьте о нынешнем своем существовании, думайте лишь о ГРЯДУЩЕМ, и я гарантирую вам быстрый и безболезненный переход.

Жрец Пиас, архипастырь Церкви Джорсалира».

Позже состоялась инициация нового рекрута в Ночную Гвардию, событие, которое должно было вновь довести ее численность до двадцати – наименьшего возможного количества гвардейцев, с точки зрения Бринда. Избрание в элитный отряд являлось высочайшей честью, на которую только мог рассчитывать солдат. Это означало, что избранный обладает не только отличными навыками рукопашного боя, но и превосходной физической подготовкой, выдающимися тактическими способностями и умением переносить страдания, как духовные, так и физические. Однако настоящие испытания начинались для потенциального рекрута лишь тогда, когда его окончательно зачисляли в полк.

Все солдаты Ночной Гвардии должны были проходить процедуру физического усиления.

Тиенди разделась до кальсон и майки в холодной каменной камере на нижнем этаже цитадели. Ей предстояло первой за много лет вступить в Ночную Гвардию, поскольку во всей армии просто не находилось женщин, имевших достаточный уровень физической подготовки. Тиенди, которая всего за шесть лет дослужилась до сержанта, уже заждалась этого повышения: за четыре года службы на южных островах она продемонстрировала выдающееся владение мечом и усердие на поле боя, где спасла жизни немалого числа своих однополчан. А ведь ей было всего двадцать семь лет. В соответствии с традицией, вступая в Ночную Гвардию, она сохраняла свое прежнее звание, хотя здесь оно не имело смысла: все гвардейцы считались равными.