Евгений Щепетнов - Перекресток судеб

Жересар немного полетал по судебному залу, потом вылетел наружу, на улицу, повис над головами прохожих, спешащих по своим делам.

Решив полетать по городу, лекарь начал движение, но, отлетев шагов на сто, вдруг остановился как вкопанный, будто кто-то держал его на привязи. Догадался: видимо, это предел того расстояния, на которое он может удаляться от своего тела. Немного подосадовал, потом выругал себя – как можно было оставлять тело без присмотра? А вдруг за это время его прирежут?! Рванул назад и через мгновение уже завис над телом – и вовремя. Тот, кому поручили прирезать лекаря, осторожно, стараясь на шуметь и не спугнуть жертву, подходил к распростертому на полу телу Жересара, и совсем не для того, чтобы узнать у него методы лечения вывиха плечевого сустава. Скорее всего, он хотел сделать аккуратный хирургический разрез на шее чужака, чтобы выпустить из него дурную кровь.

Лишней крови у Жересара не было, потому он рванулся к своему телу, дабы встретить супостата ударом, дробящим кости «пациента».

В юности Жересар был завсегдатаем трактиров и отличался буйным нравом и огромной силой. Нрав с годами у него смягчился, а вот сила никуда не делась, и, возможно, став массивнее, чем в юности, он сделался еще сильнее.

Вдруг Жересара посетила новая мысль, и, не заняв свое тело, он бросился к убийце, крадущемуся в пяти шагах от предполагаемой жертвы. Вернее, так: не бросился, а мгновенно переместился, да не просто переместился, а нырнул в тело противника, помня, как до того легко прошел через кирпичную стену.

Дело в том, что, когда Жересар проплывал через кирпич, у него возникло странное ощущение – он как будто чувствовал этот кирпич, ощущал его неровности, шероховатости, структуру искусственного камня, ощущал его «руками», невидимыми руками. И если он ощущал эти шероховатости, так почему тогда не мог воздействовать на тот объект, который «пощупал»? Может, конечно, не то время, чтобы ставить эксперименты, но у него есть несколько секунд, и, пока враг нерешительно крадется к телу, можно попробовать испытать свои возможности.

Лекарь и сам не знал, что он собирается сделать. Остановить врага? Наказать его за подлые намерения? Испытать свои силы? Вероятно – все сразу.

Внутри человека должно было быть темно, но Жересар видел все как днем – красную плоть, пропитанную живительными соками, мышцы, передвигающие тело хозяина туда, куда он пожелает, белые кости и все, что может «увидеть» душа лекаря, пробравшаяся в чужой организм. Мускулистый мешочек сердца бился часто, так часто, что казалось – сейчас он разорвется, проталкивая кровь по сосудам. Опытный глаз лекаря сразу увидел и язву желудка, грозившую прорвать его стенки насквозь, и увеличенную печень – результат неумеренного употребления дурного вина, и язву на кишке, которая должна доставлять много неприятных ощущений.

Лекарь протянул невидимую руку и сжал сердце мужчины, ощутив, как бьется этот теплый, гладкий комок плоти, а затем рванул его, опуская вниз, в полость живота, обрывая сосуды, как гнилые веревочки.

Человек еще не понял, что он умер, – резкая боль, схватился за грудь… Убийца умер так же верно, как если бы ему отрубили голову. Он упал возле ног тела Жересара и больше не шевелился.

Жересар-дух вышел из тела разбойника, удовлетворенный полученным эффектом. Совесть его не мучила. Этот человек с ножом знал, на что шел. Жересар-дух мгновенно переместился туда, где затаились сообщники убийцы, пославшие его на смерть. Секунда! И лекарь в теле следующего противника. Рывок! И еще один захрипел, падая на пол.

За пять секунд лекарь расправился с тремя заговорщиками, остановив их сердца. Поднялся к потолку, посмотрел сверху – в темнице мало что изменилось. Кто-то спал, кто-то разговаривал о своем, собравшись в кучку и не обращая внимания на остальных. Смерть убийцы и его товарищей, возможно, и привлекла внимание, но окружающие предпочли сделать вид, что ничего не видели. Так-то оно вернее… много знаний – много скорби.

Жересар вернулся в свое тело, втянувшись в него, как дым очага втягивается в трубу дымохода. Его волновало, сможет ли он восстановить контроль над телом, но все прошло нормально. Только подумал о том, чтобы двинуть руками и ногами, как что-то будто щелкнуло, зазвенело струной, и лекарь ощутил боль в отбитых ребрах и разбитой голове.

Впрочем, боль была уже не сильной, словно повреждения получены день-два назад и остались лишь синяки.

Подвигав конечностями, он облегченно вздохнул и замер, прикрыв глаза. Он был хорошим лекарем, просто великолепным, и последние события в его жизни не смогли выбить знания о лекарском деле и искоренить научный подход к делу. И теперь Жересар пытался сообразить: что же такое с ним случилось?

После получасовых размышлений пришел к выводу: теперь он умеет убивать, не двигаясь с места, и для него не служат преградой ни стены, ни земля, ни стальная броня. И первым желанием Жересара было оказаться там, где сидят люди из Совета, пощупать их грязные сердца! Увы, теперь он был в полутора тысяч ли от негодяев и не мог достать подлецов.

Лекарь даже застонал от разочарования – ну почему, почему умение проявилось только сейчас, а не тогда, когда он был в столице?!

Впрочем, еще полчаса размышления дали понимание – он не всесилен. Да, против него теперь нет защиты, нет укрытия. Если только не отойти на сто шагов. А еще – он не может убить толпу одним движением руки. Только по одному-два человека в секунду, и его тело при этом совершенно беззащитно – делай что хочешь. А вот что с ним будет, если уничтожить тело, Жересар не знал. Скорее всего, после смерти тела демон унесет его душу в преисподнюю, и лекарю пока не хотелось на тот свет. Не все дела завершены. Успеется в иной мир. Не все сердца подержал в руках.

Жересар не хотел думать о переменах, произошедших с его сознанием, – почему тайное убийство теперь не кажется противным и подлым делом? Почему он так холодно воспринимает смерть людей, пусть и негодяев, – словно он сорвал травинку, а не вырвал сердце у человека? Да, в глубине души лекарь осознавал – это ненормально. Это странно и страшно. Но загонял мысль глубоко, совсем глубоко, туда, где сидел демон, слившийся с его душой.

Через два часа загремели засовы дверей, зашумели, загомонили узники, выстраиваясь в очередь, – у всех в руках были плошки из глины, деревянные ложки, и люди оживленно переговаривались, предвкушая долгожданный ужин.

Похоже, что передачи с воли здесь были не приняты, – за все то время, что лекарь сидел в темнице, он не заметил, чтобы кто-то здесь ел или пил. Поел раз в сутки того, что выдадут тюремщики, – и хватит. Впрочем, какая разница, что тут не принято? Сейчас нужно что-то поесть – организм требует.