Дмитрий Казаков - Аллоды. Игра в чертогах смерти

И он рассказал то, что должен был рассказать.

Расин подумал, что впервые в жизни примет участие в столь хитрой интриге – чужаки, прячущиеся в джунглях, для эльфа и человека вроде бы дичь; но на самом деле они сами потенциальные охотники, поскольку вскоре узнают о планах собственных поимщиков; остается только сделать так, чтобы восставшие, мнящие себя хозяевами положения, стали не более чем лишь пешками в чужой игре.

Стоило признать, что врал Головешка мастерски, не возникало сомнений, что он говорит правду.

– Ну, хорошо, – Эрэм если что и заподозрил, то виду не подал. – Когда пойдете?

– Сейчас и отправимся, – сказал Расин, с трудом отогнав искушение повернуться туда, где на ветке сидела черная маленькая птичка с кроваво-красными пятнами на крыльях.

– Чего зря время терять? – поддержал его Головешка. – Смотрите тут, не спите.

Сложная задача достается и гибберлингу – ему наблюдать не только за тем, что происходит в джунглях вокруг лагеря, но и за восставшим, не дать тому учинить очередную каверзу, а сделать это не проще, чем не позволить змее убежать из дырявой клетки.

– Разве тут заснешь? – спросил Эрэм, и засмеялся так, что затряслось его металлическое лицо.

Расин кивнул, и они зашагали прочь, точно в том направлении, где остался разоренный муравейник.

– Как мне хочется его убить, – прошептал Головешка, когда Зэм и гибберлинг исчезли из виду за деревьями.

Хадаганец хмыкнул:

– Если уж сам Тэп не справился, то у тебя мало шансов преуспеть.

Эльф мгновение озадаченно молчал, а затем расхохотался.

– Ничего, и не на таких находили управу, – угрожающе пробормотал он и оглянулся. – Так, кажется, что мы уже достаточно отошли, можно заняться делом… Остановись-ка.

Наложить чары невидимости можно лишь, когда объект колдовства остается неподвижным. Понятное дело, что они не заставят тебя целиком исчезнуть для чужих глаз, но сделают куда менее заметным.

В астральном корабле он использовал простой вариант, сейчас придется задействовать нечто более основательное.

– Сначала ты… – Головешка принялся водить руками над головой Расина, и тот ощутил, как щекотка ползет от макушки вниз по затылку и щекам, затем по груди и спине. – Готово.

– Ничего не чувствую.

– А ты и не должен, – эльф усмехнулся. – Теперь я сам, и это будет потруднее.

Он пошевелил ладонями над собственным лбом, потом словно что-то размазал по боковым частям головы. Очертания высокой стройной фигуры задрожали, и та, померцав, растворилась в воздухе.

Приглядевшись, Расин увидел смазанный, нечеткий контур, становившийся заметным, когда Головешка двигался.

– Ну вот, так намного лучше, – сказал тот. – Заклинание это хорошо тем, что его невозможно засечь на расстоянии, ну а что касается слуха, зрения и прочего обоняния, эльф и хадаганский диверсант должны оказаться лучше, чем полусгнившие ходячие трупы.

Это верно, восставшие никогда не славились остротой чувств или умением маскироваться.

– Поспешим, – сказал Расин.

Они скользили через лес, бесшумные и почти невидимые даже для обитавших в джунглях животных. Стадо «оленей» убралось с их дороги в последний момент, после того, как Головешка едва не врезался в вожака; проводил удивленными глазами похожий на покрытую чешуей зелено-серую кошку хищник; не удостоила и взглядом пронесшаяся в кронах группа крикливых рыжих обезьян.

Вот и то место, где неведомый враг поставил отшибающее рассудок заклинание.

– Оно на месте, даже не поистрепалось, – сказал эльф. – Никого не слышишь?

Если они рассчитали все правильно, то Эрэм уже сообщил союзникам, что за ними началась охота. Те должны начать готовиться к встрече с преследователями, и тем или иным образом нашуметь…

Расин напряг слух, повертел головой туда-сюда, выискивая зону тишины, что всегда возникает в лесу вокруг пробирающегося через нее двуногого, неважно, человека, орка, гибберлинга или Зэм: закрывают рты птицы, перестают свистеть насекомые, все твари неразумные прячутся, надеясь, что опасность пронесет мимо.

– Нет, ничего, – проговорил он. – А ты?

– И у меня тихо, – Головешка шагнул вперед. – Поковыряюсь пока в заклинании.

Он присел на корточки, а затем словно вовсе исчез, Расин лишь иногда замечал смазанное движение там, где поднималась или опускалась рука, наклонялась голова или колыхался на ветру край одежды.

Вокруг царила обычная какофония джунглей – писк, скрежет, вой, свист, рычание и визг, смешанные примерно в равных пропорциях. Слабый ветер носил удушливые запахи гнили и цветов, лениво колыхал усеянные ветками и шипами листья, в вышине покачивались кроны.

Неужели они ошиблись, и Зэм на самом деле не предатель?

Никому он ни о чем не сообщил, и никто не собирается на них нападать?

Что тогда делать, возвращаться в лагерь не солоно хлебавши, признать, что они потерпели неудачу? А затем снова пытаться войти в пирамиду, добыть те предметы, ради которых они сюда якобы и явились? И делать это, постоянно ожидая нападения со спины?

Расину эта мысль не понравилась.

– Есть, – неожиданно сказал Головешка, и почти забывший о соратнике хадаганец даже вздрогнул. – Я вижу след, он ведет на северо-запад, но большой глупостью будет пойти прямо вдоль него.

– Двинемся рядом с ним, и очень осторожно, – и Расин сдвинулся с места.

Те, кого они ищут, наверняка разбили новый лагерь, но отыскать его будет куда сложнее, чем первый… Но есть шанс, что враг им встретится раньше, где-нибудь на полпути, где он сам приготовил засаду.

Сто метров через сплетение лиан, веток и стволов, еще сто…

Очень медленно, осторожно, дабы ничто не чавкнуло и не хрустнуло под ногой, чтобы не встревожилась сидящая на яйцах птица, и ало-желтая змея толщиной в руку не подняла головы.

Расин остановился за мгновение до того, как уловил подозрительный звук.

Негромкий глухой удар и за ним шорох, будто по траве поволокли нечто тяжелое… Скрежет, какой издает нож, которым снимают кору с деревяшки, и еле слышный лязг…

– След ведет туда, – прошептал Головешка, на мгновение стали заметны очертания его вскинутой руки.

Вон в те кусты, такие густые, что через них и таракану не протиснуться.

– Обойдем с запада, – так же тихо отозвался Расин, и потащил из ножен метательный нож.

Десять шагов и пауза, еще пять и остановка, семь и перерыв…

Чтобы их шаги, почти неразличимые, но все же способные достичь особенно чутких ушей, неестественной ритмичностью не выделялись из того водопада звуков, что заполняет лес.

Сердце Расина дрогнуло, когда он различил в тени зарослей высокую фигуру, а рядом еще одну: ну точно, восставшие, металлические лица и такие же руки, хламиды неопределенного цвета подпоясаны в талии, и давят траву высокие тяжелые сапоги, те самые, следы от которых он видел не раз.