Марк Ньютон - Ночи Виллджамура

Обеденный зал был узким, но прорезанные всюду окна делали его просторнее. Ранние джамурские росписи с изображениями астрологических феноменов в виде таблиц украшали каждую из арок. Никто не знал, каков их смысл. Вдоль стен молчаливыми гостями стояли постаменты с закопченными от времени бюстами прошлых императоров, предков Джохинна, и, как всегда, из-за колонн выглядывали слуги, не желая быть увиденными, так как никто не нуждался в их присутствии. Проходя мимо них, Бринд неизменно замечал, как они вздрагивают, затаивают дыхание, выпрямляют спину. Возможно, его появление пугало их потому, что сам он чувствовал себя в присутствии императора легко и свободно. С годами между ними установились столь доверительные отношения, что Джохинн, казалось, не верит больше никому, кроме альбиноса. Да и то лишь потому, что, как намекнул однажды сам император, у Бринда такой вид, будто ему самому есть что скрывать.

–  Перебиты все до последнего солдата, мой император. Все, кроме тех, кто сейчас стоит перед вами.

–  Так это значит?… – Джохинн сложил ладони домиком.

–  Огненного зерна больше не будет, ваше величество, единственным ресурсом остаются дрова. – Бринд и Апий стояли перед императором навытяжку, но Фаиру позволили сидеть – редкая честь в присутствии главы государства.

–  Это значит, командующий?…

–  Следовательно, наши ресурсы теплоносителей под вопросом, – продолжал Бринд. – Однако не надо упускать из виду тот факт, что половина вашей личной гвардии уничтожена.

–  Нет тепла, нет тепла… – стонал Джохинн, твердя свою разрушительную мантру.

Бринд бросил взгляд на капитана. Тот едва заметно пожал плечами.

Джамур Джохинн подошел к окну:

–  И как… как же я согрею жителей моего города – моей империи?

«Да тебе плевать на всех в этой империи, если они не аристократы и не землевладельцы», – подумал Бринд.

–  Как я позабочусь о них теперь, когда обе луны заняли свое место? Все зависят от меня, командующий Латрея. Все нуждаются во мне.

–  Возможно, мы обойдемся и без…

–  Не смешите меня, – перебил его Джохинн. – Эта неудача все усугубляет. Теперь они взбунтуются и убьют меня, ведь так?

–  Кто? – спросил Бринд.

Джохинн снова повернулся к нему лицом:

–   Они. – Он кивком показал на окно и город за ним. – Мой народ.

–  Но ведь вы не виноваты в том, что начинается Оледенение. Его наступление предсказали еще сотни лет назад, просто вы – тот император, которому выпало править в это время. Всегда есть дрова…

–  Но ведь я должен заботиться о них. А это означает четыреста тысяч обязанностей. Ты даже не представляешь, что это такое.

–  Они знают, что вы стараетесь заботиться о них, – настаивал Бринд. – Ваша императорская семья всегда пользовалась любовью подданных.

–  Те, кто уже живет здесь, может, и знают. Но любой идиот, прибыв сюда из неведомо каких закоулков империи и обнаружив, что ему не дают войти, ничего не понимает. Они-то вряд ли будут меня любить, а?

У Джохинна задрожал голос. Он снова повернулся к окну, его пальцы начали выбивать дробь на подоконнике. В каждом его движении чувствовалась нарастающая паника.

–  Но ведь я их спаситель, о да! – продолжал Джохинн. – Это мое право, перед Дауниром и перед движением Бора и Астрид. Я их спаситель.

–  Мой император, возможно, сейчас не самое удачное время для вопросов, но кто еще был в курсе нашей миссии?

–  Какой миссии?

–  Той, с исполнения которой мы только что вернулись, – терпеливо отвечал Бринд, глянув на Апия, который поднял брови, потряс головой и одними губами произнес: «Псих».

–  Только некоторые члены Совета – Гхуда, Болл и Мевун. И еще канцлер Уртика. Только они четверо, и все. Больше никто. Нет, совсем никто.

–  Возможно ли, чтобы один из них сообщил об этом врагу? Возможно ли, чтобы кто-то из них не хотел, чтобы мы выполнили задание?

Джохинн стремительно повернулся и подошел к Бринду:

–  Ты хочешь сказать, что предатель уже ходит по нашим залам? Ради Бора, что дальше? Ты уверен, командующий Латрея, что твои обвинения обоснованны?

–  Гвардия практически уничтожена. Вы говорите, что никто за пределами Совета не знал о нашей миссии, и все же на нас устроили засаду. Сэр, я только хочу узнать, кто может угрожать империи.

–  Ты хороший человек, командующий Латрея. Хороший человек. Вы все были хорошие ребята, вы, ночные гвардейцы. – Он подошел к Бринду почти вплотную и прошептал: – Я ведь могу доверять тебе, а?

Бринд вытянулся, слегка поклонился:

–  Жизнью клянусь, ваше величество.

Джохинн склонился совсем близко, так что Бринда обдало запахом алкоголя, точно дешевых духов:

–  Все кончено.

–  Я не совсем вас понимаю.

–  Я все сильнее подозреваю, что кто-то здесь охотится на меня. Может быть, даже все. Они хотят отнять у меня жизнь, лишить меня существования. Им нужно это. – Джохинн показал на зал, мебель. – Они хотят получить все это еще до того, как придут холода. Я слышал, как они шепчутся в своих палатах, принимают решения за меня. Делают за меня мою работу.

–  Мой повелитель, – возразил Бринд, – они же ваш Совет. Это именно то, что они должны делать. Никто вас не преследует.

Подумав над своими словами, Бринд решил, что он не во всем прав. Интриги плетутся всегда. Власть есть власть, в конце концов.

Джамур Джохинн отступил на шаг от Бринда и оглядел его с ног до головы, словно хотел одним взглядом оценить его личные качества. Ребячество. Бринду опять стало неловко. Джохинн открыл было рот, но тут распахнулась дверь.

В комнату вошла дочь императора, и дышать сразу стало легче.

Когда он только поступил в Ночную Гвардию, он видел ее здесь еще совсем юной, и ему всегда казалось, что она в плену в этом дворце, как бабочка, попавшая в сеть. Она была утонченной и энергичной, но ей не хватало сдержанности. Серьезные разговоры прерывались девчачьими вопросами, которые принцесса задавала старшей сестре Рике, наследнице престола, а от их радостных воплей в коридорах становилось будто теплее. Но те дни давно прошли, кончились раз и навсегда, когда была убита их мать. Джохинн пытался заменить родительскую любовь подарками и потаканием, но девочка в них, похоже, не нуждалась, хотя на ее характер они все же повлияли.

Эйр были присущи несомненная природная грация и характерные манеры. Черноволосая, коротко стриженная, не по годам рослая, она небрежно относилась к одежде и носила все подряд, не заботясь об эпохе и стиле и о том, как разные предметы туалета сочетаются друг с другом. У нее были выразительные глаза, брови как две тонкие линии, а чертам лица не хватало симметрии с точки зрения принятых в Виллджамуре представлений о красоте. Ей нравилось быть ни на кого не похожей. Несмотря на свою необычную внешность, девушка не знала недостатка в ухажерах, и, возможно, отец уже решил, с кем она будет помолвлена. Может быть, именно поэтому она грубила всем парням, с которыми ей случалось разговаривать. При всех преимуществах жизни во дворце Бринд догадывался, что быть женщиной в Виллджамуре трудно.