Татьяна Устименко - Сказки Круговерти. Право уйти

– Daeni, – простонал Поводырь. – Не надо… в моем сердце и так торчит стилет…

– Хочешь получить еще один? – с напором спросила Смерть, показывая, что шутить не намерена.

– Нет, daeni, нет…

И в этом «нет» Арьята уловила те нотки решительности, которые раньше не проскальзывали в голосе верного Поводыря, когда они в очередной раз касались этого разговора. Менестрель грустно улыбнулась. Похоже, упрямец наконец-то ее услышал…

Разлапистая кленовая ветка, повинуясь порывам налетевшего ветра, с усердием нищего, выпрашивающего подаяние, скреблась в высокое стрельчатое окно. Резные зеленые листья просительно шелестели в такт ветру. Солнце, по-прежнему яркое и жаркое, то сверкало во всей красе, то стыдливо прикрывалось очередной белой тучкой, гонимой по небу. Кристоф Тарница неотрывно смотрел в окно, будто пытаясь впитать все эти яркие краски, которых он не видел столько дней. Сильные пальцы, пусть и истончившиеся за время болезни, перебирали складки одеяла. От мастера Эмерта, целителя, он узнал, что отец вновь повздорил с Эданом и юноша куда-то исчез. Что же, это закономерно, поэтому отец рвал и метал, а после кинулся в погоню. Кристоф задумчиво потер подбородок. Господи, как же это ему надоело! Столько лет одно и то же! Пора бы наконец прекратить сей глупый жестокий фарс. Стоило ли придавать значение словам какой-то нищенки, напророчившей невесть чего, лишь бы получить жалкий грош на кусок хлеба? Сам Кристоф относился к младшему брату если не дружелюбно, то хотя бы без злости и презрения. И в последнее время все чаще ссорился с отцом из-за своей доброты. Барон Йожеф Тарница, склочный, властный человек тяжелого нрава, не без прискорбия отмечал, что столь любимый старший сын характером удался не в него, а в покойницу-мать. Рассудительный спокойный Кристоф не терпел несправедливости, проявлявшейся в отношении к младшему брату, то и дело вступаясь за него.

– Милсдарь Эмерт, – окликнул он стоявшего у окна целителя.

– Да, господин, – услужливо поклонился тот.

– Отправьте человека к отцу. Пусть передаст, что со мной все нормально и я хочу его видеть. Это срочно.

– Из-за господина Эдана?

– Из-за Эдана тоже.

Целитель молча кивнул и вышел из комнаты, а Кристоф вновь прикипел взглядом к сверкавшему красками окну, обдумывая, что он скажет отцу при встрече, дабы раз и навсегда расставить точки над і. Как бы то ни было, но измываться над Эданом он больше не позволит…

Славно просыпаться под тихий шелест дождя за окном, когда легкие капли мерным стуком баюкают вас в утренней неге. Славно просыпаться от нежного прикосновения губ к вашей щеке, и не менее чудесно – от звука тихого любимого голоса, зовущего покинуть вас объятия морфея и нырнуть в объятия кого-нибудь более материального. Так вот, столь же гадко просыпаться от дурных воплей над ухом, когда ваши товарищи по походу решили вдруг прояснить отношение к этому грешному миру и тщетно пытаются прийти хоть к какому-то знаменателю!

– Daeni, пусти меня, – ревел Поводырь, тщетно пытаясь отцепить намертво прилепившуюся к нему девчонку, – я ее убью!

– Арьята, пусти его! Я сейчас его на головешки испепелю! – верещала Иленка, пытаясь прорваться к объекту испепеления.

Эдан сонно щурился на разошедшихся товарищей. Что-то такое он пропустил… В Шири полетела подушка, но тот успел уклониться, и мягкий снаряд шлепнулся на постель Эдана.

– Арьята, да пусти ты их, пусть не орут, спать же невозможно! – недовольно встрял юноша, подгребая новоприбывшую подушку к себе.

– А ты вообще молчи, немочь! – удивительно единодушно откликнулись идеологические противники.

Арьята разжала руки и поспешно отскочила к Эдану. Разъяренный Поводырь Смерти тут же метнулся к кровати заклинательницы… Девушка забилась в угол и угрожающе вскинула руку: между пальцами проскакивали уже знакомые Шири голубые молнии. На коленях чародейки, вздыбив шерстку, предупреждающе шипел черно-белый котенок. Одноглазый резко цапнул воинственную кису за шкирку и, не обращая внимания на возмущенное мяуканье, передал менестрельке.

– Поговорим без посредников? – недобро ухмыльнулся он, надвигаясь на Иленку.

– Ты чудовище! – выпалила заклинательница. – Они ведь просто хотели, чтобы их помнили! Ты же мог отправить их обратно за Грань, но вместо этого ты их убил!

– О чем это она? – тихо спросил Эдан у Арьяты.

– Иленка вчера нарвалась на толпу забытых душ на кладбище, – так же тихо отозвалась она, рассеянно почесывая зверька за ушами.

– А Шири их правда того?..

– Не всех, только тех, у кого накопилось изрядно злых деяний за спиной. Вполне справедливо он поступил. Только зря ей об этом сказал…

Поводырь хмуро уставился на обличавшую его магичку. А Иленка разошлась не на шутку, осыпая противника оскорблениями пополам с обвинениями. Шири даже не пытался отрицать очевидное, только лицо его все больше теряло краску.

– …да что я говорю, – обреченно махнула рукой заклинательница. – Откуда тебе знать чужие чувства, если у самого нет сердца!

Одноглазый вздрогнул, словно от удара, развернулся и вышел из комнаты, гулко хлопнув дверью…

Иленка, вся всклокоченная и растрепанная, сползла с кровати, нервно одергивая рубашку. В комнате повисла неловкая тишина. Смерть тяжело вздохнула: так вывести из себя Поводыря не удавалось даже ей. Ссадила котенка на кровать, подхватила гитару и два дорожных мешка – пока остальные спали, ей удалось на вырученные деньги приобрести несколько легких одеял и немного еды в дорогу, – и вышла вслед за Шири, жестом предложив остальным последовать за ней.

Котенок, спрыгнув на пол, подбежал к Иленке и проворно вскарабкался на плечо, она и глазом не успела моргнуть. Кажется, киса не собиралась оставаться на хлебной должности корчемного крысолова, а предпочла стезю чародейства, пусть не такую доходную, зато, по ее мнению, куда более интересную.

– Вот же еще, – мрачно покосилась на нее заклинательница, – свалилось мне на голову… счастье…

Котенок утвердительно мурлыкнул в ответ и, пощекотав усами щеку, скатился за пазуху, решив, что путешествовать с комфортом ему никто не запрещал.

В воздухе пахло отсыревшей пылью и мокрой травой. Серая пелена подобно грязной скатерти застелила небо от края до края и не думала рассеиваться. Соткавшиеся в единый покров тучи продолжали сочиться мелкой, почти неощутимой моросью, распыляя в воздухе мириады капелек. Тягучая сырость забиралась под одежду, от чего сразу становилось зябко. По разбитой дороге, увязая в раскисшей пыли и скрипя на три тональности сразу, катилась телега, груженная шестью корзинами краснобоких, крупных, как на подбор, яблок. Между корзин, нахохлившись, словно три гигантских воробья, устроились Иленка, Эдан и Арьята. Шири отрешенно сидел на козлах подле так удачно подвернувшегося возницы…