Дмитрий Тихонов - Эпоха последних слов

— Идет, — согласился Синеус. — Если Рихард погибнет, все провалится в Бездну.

Вольфганг взобрался на лошадь, помог Скалогрызу, встретился взглядом со стариком:

— Почему не идешь с нами?

— Ты же хочешь знать, куда они его повезут.

— Надеюсь услышать как можно быстрее. И многое другое тоже. Тебе придется заняться привычным делом — объяснять и рассказывать, долго и подробно.

— Договорились.

Рыцарь кивнул, пришпорил лошадь, и та тут же послушно тронулась с места, унося обоих наездников прочь, навстречу Харлану, который так и не успел появиться в пределах видимости.

Синеус некоторое время смотрел им вслед, потом, когда всадники скрылись в глубине леса, повернулся к полумраку, таившемуся меж изможденных деревьев.

— Выходи, — сказал он.

Тотчас занавес теней расступился, выпуская высокого худощавого человека в длинном багровом одеянии с вышитым символом Химеры на груди. Лоб, украшенный короткими выступами рогов, обрамляла узкая костяная тиара. Между ровным орлиным носом и широким, гладко выбритым подбородком кривилась ядовитая, презрительная ухмылка. Мускулистые руки, перевитые множеством замысловатых татуировок, были пусты.

— Ты совсем обезумел, — сказал Аргрим. — Смирись с поражением.

Синеус сплюнул.

— Чьи это слова? Тени? Или того, кто отбрасывает ее?

Погонщик запрокинул голову и засмеялся. Жутко, беззвучно. Только плечи мелко тряслись. Тонкое щупальце черноты показалось из широко раскрытого рта, проползло по щеке и окунулось в глаз. Все вокруг посерело, лишилось яркости, будто высоко вверху солнце закрыло облаком. И в этом бесцветии стало возможно различить смутный силуэт, колышущийся вокруг фигуры чернокнижника. Размытый, неясный контур, огромный, с множеством непрерывно движущихся конечностей, похожих на колеблемые водой клочья тины.

— Ясно, — буркнул Синеус. — Не сиделось тебе в подземелье.

Аргрим прекратил смеяться. Солнечные лучи обрели прежнюю силу, вернули ему обычный облик, скрыли чудовищную истину. Погонщик сложил руки на груди, спросил твердо:

— А с кем говорю я? С ветхим мешком из костей и мяса, или с тем, кто этот мешок тащит?

Называвшийся Сигмундом Синеусом на мгновение позволил проступить своим истинным лицам. Аргрим довольно хмыкнул:

— Так и думал. Вы возвращаетесь.

— Я не уходил.

— Оставался здесь все это время? Что же ты делал?

— Бродил по миру. Рассказывал истории.

— Ха! Недолго тебе осталось бродить, дружище. Скоро под этим небом некому будет выслушивать стариковский бред.

— Они сильнее, чем вы можете предположить. Как видишь, многие уцелели после первого удара и живы до сих пор.

— Ты думаешь, это ошибка? — зашипел Погонщик. — Думаешь, мы просчитались? Нет… на тех, кто выжил, у нас свои планы.

— И какие же? — спокойно спросил Синеус.

— Бойня! — истошно зарычали безумные, пропитанные черной ненавистью голоса в глотке Аргрима. — Хаос! Беспрерывное кровопролитие! Великое жертвоприношение!

— Кому?

— Темной Госпоже. Когда мы с братьями пробудились, это привлекло ее внимание. И теперь она жаждет… развлечений. Крови и зрелищ.

— Как всегда.

— Она их получит. Некому остановить нас. Ты стар, слаб, одинок, а о твоих хозяевах давно ничего не слышно. Когда Госпожа насытится, она в необозримой милости своей дарует нам вечный мрак. Весь мир будет принадлежать только Словам.

— Вы предупредили об этом своих верных слуг? Несчастный чародей, тело которого ты используешь, знает, что его ждет?

— Догадывается. Мы ничего не скрываем от наших инструментов, ибо только истинно преданные, готовые ко всему, достойны носить печать Химеры. Они веками поклонялись ей, скрываясь от остального мира, невыносимого в своем светлом высокомерии, и заслужили немного настоящей силы. Однако, когда наступит время для всеобщей пляски смерти, мы отправим их танцевать. Так будет интереснее.

— Растите, как бойцовых псов, на верную гибель?

— По крайней мере, мы не кормим их невыполнимыми обещаниями. Я ведь слышал ваш разговор от первого до последнего слова. Что это было? Ложь. Ложь. Ложь.

— Я пытаюсь спасти их.

— Как?

— Просто даю им надежду.

— Зачем?

— Чтобы спокойно встретить ночь, им обязательно нужно знать, что наступит утро. Так уж они устроены. И, коли на то пошло, ваше великое представление провалится, если у них не будет, за что воевать.

— Они станут драться за выживание. Как всегда. Как и каждый день на протяжении тысяч лет. «Умри ты сегодня, а я завтра» — вот единственный закон, которым руководствуются смертные.

— Вы с братьями слишком долго пробыли под землей.

— А ты слишком долго притворялся одним из них. Поверил в собственные сказки. Жалкий, никчемный старик. Что ты станешь делать, когда Темная Госпожа пожрет твоих друзей?

— Сражаться.

Тварь, жившая в Аргриме, снова расхохоталась.

Лес редел, земля стала ровной, чистой, и Вольфганг прекратил беспокоиться о копытах лошадей. Первое время, пока они продирались через нехоженые заросли, его голова была полна мыслей о корнях и корягах, ломающих тонкие, хрупкие на вид ноги. Это помогало отвлечься от невеселых дум: о брате, непонятном старике, Погонщиках Теней и ночных кошмарах. Но теперь насущные проблемы отодвинулись на второй план, вновь уступив место сердечной боли. Как назло, Харлан продолжал сыпать вопросами о случившемся на дороге. Выручал рыцаря глухой, но болтливый гном.

— Так значит, старик сказал вам, что впереди засада? — спрашивал торговец.

— Ага, — важно кивал Скалогрыз. — Выходит, эта, и говорит, мол, впереди того… засада, понимаешь.

— А вы ему сразу поверили?

— Ась?

— Поверили ему сразу?!

— Дык само собой. Как не поверить!

— А почему?

— Старику.

— Я спрашиваю, почему?!

— Что почему?

— Поверили!

— Ну ведь отчего хорошему человеку не верить. Приятный, понимаешь, такой старикан. Чокнутый слегонца. Усищи длиннее твоей руки.

— Ну?

— Зуб даю.

— Ладно. Значит, он предупредил, что впереди засада, и велел ехать сюда?

— А ты сообразительный! — фыркнул Скалогрыз. — Я тебе об этом уже два часа толкую.

— И что нам здесь делать?

— Ждать. Определенно, ждать.

— Чего?

— Ну, ведь… у моря погоды.

— Ушедшие Боги, да ответишь ты нормально или нет?!

— Дык кабы знал, что отвечать, уж не тянул бы! Я не больше твоего во всем этом разумею, мил человек. Беседовать дедок изволил с мастером Вольфом, а тот, вишь, не особенно общителен сейчас. Я же и половины не понял из того, о чем они говорили. Глуховат, понимаешь, на одно ухо.

Вздохнув, Харлан замолчал.

Почва под копытами лошадей становилась все тверже. Дубы вокруг сменились редкими могучими соснами, длинные корни которых бугрились по камням, сжимая их мертвой хваткой. Высоко над кронами синело небо, чистое, глубокое, едва тронутое белыми разводами облаков. Впереди виднелись голые серые холмы — самая северная оконечность Арганайского горного хребта. Считалось, что это были владения эльфов, но они никогда не появлялись здесь, брезгуя невзрачными, безжизненными скоплениями скал. Одного взгляда на иззубренные, заостренные вершины, на каменистые слоны, изрезанные кривыми трещинами, хватало, чтобы понять нежелание Старшего Народа осваивать свои северные рубежи.