Александр Прозоров - Воин мрака

Вечером в детинце князь Гарнат устроил для дружины и врагов, сделавшихся теперь гостями, буйный пир. Возле костров, у которых запекались кабаньи туши, вокруг котлов, полных копченой, соленой и печеной семги, возле полных вина бочек вчерашние противники обнимались, пели, вспоминали, как лихо били друг друга мечами и топорами, бросали камни – и уворачивались, палили и тушили огонь, как ловко хитрили и обманывали, прорываясь в город или заманивая в ловушки…

Викинги притащили сюда и свои немудреные запасы, угощая хозяев акулятиной и размоченными грибами, крепким пивом и еще более крепким вином, взятым с собой в дальний поход. Не назад же все это теперь тащить?

Среди общего шумного веселья с братанием и запеванием песен к ведуну подошел Перун, сел напротив с двумя полуведерными ковшами вина.

– Ловок ты, смертный, и отважен, признаю. – Бог поставил один из ковшей перед Серединым. – А еще ведаю я, что ты для дочери моей, Магуры, сделал. Молодец! Давай выпьем, смертный, за отвагу мужей настоящих. Вражды меж нами нет, ибо Сварог великий ее запретил, мешать тебе в пути твоем я не стану. Ибо каждый должен получать то, чего заслуживает. Давай выпьем! У настоящего воина не токмо друзья, но и враги должны быть достойными. Такими, что уважение внушают, а не жалость. Здоровье твое, ведун по имени Олег. Пей!

– Твое здоровье, великий и справедливый громовержец Перун, – не стал отказываться Середин, поднял свой ковш и ударил им о край ковша громовержца. – Пусть каждый получит то, чего достоин…

– …и эту клятву я утверждаю! – вскинул ковш Перун. – До дна!

– До дна, – согласился ведун.

…проснулся ведун на полатях. Это означало, что до постели он все-таки добрался. И не просто добрался, но еще и залез на качающуюся под потолком полку. Человеку, напившемуся до беспамятства, подобные подвиги не по силам. Однако Олег совершенно не помнил ничего из вчерашнего вечера. Да и голова болела так, словно возлияния длились всю ночь, не ведая никаких ограничений.

Осторожно спустившись вниз, Середин пробрался между бесчувственными телами, развалившимися на полу, на лавках, столе – и вообще везде, где имелось хоть немного свободного места. Найдя бочку с питьевой водой, ведун достал свою серебряную ложку, почерпал, напился. Морщась от боли в голове, выбрался на двор.

Здесь, что вполне ожидаемо, тоже валялись тут и там округ прогоревших костров упившиеся дружинники. Они причмокивали, похрапывали, вздрагивали во сне, иногда пытались что-то говорить и даже петь.

Олег добрел до бочки с соленой рыбой, отрезал от лежащей на дне тушки пару кусков, сжевал. Запил угощение из стоящей рядом бочки с брагой. Огляделся.

Все было как всегда – как всегда после разгульных пирушек ратных добрых молодцев, когда вино и мед без счета, угощения без края. Но что-то все же показалось Середину странным, неправильным. Он зачерпнул еще мутной пенистой браги, испил, водя глазом по двору, и вдруг его обожгло: а где нурманы?! Пили вместе, ели вместе, веселились вместе. Почему тогда храбрые бьярмы лежат везде вповалку, а викинга нигде нет ни одного?!

В голове зашумело, закружило, пополз туман – и с этой мыслью ведун снова провалился в сон.

Второй раз он очнулся на крыльце, продрогший до полусмерти. Солнце уже клонилось к закату – а детинец по-прежнему оставался тихим и сонным. Вот только дружинники вроде на других местах лежали, а содержимого в бочках и котлах поубавилось.

– Ква! – поднявшись, встряхнулся Олег. Покрутил руками, попрыгал, приходя в себя, громко позвал: – Эй, есть кто живой?! Слышит меня кто или нет?! Да что за электрическая сила!

Понять, что случилось, семи пядей во лбу не требовалось. Сонное зелье в вине и пиве – вот и вся хитрость. Приходя в себя с больной головой, воины шли похмелиться – и засыпали снова.

Ведун, сообразив, в чем дело, направился к бочкам, чтобы вылить отраву, но оказалось, что опоздал. Все, что было на дворе хмельного, дружинники, пока он спал, выхлебали до дна. Осталась только закуска.

Олег, отрезав себе еще рыбы, присел на чурбак, осмотрелся. Позвал еще раз:

– Есть кто живой?! Эгей, служивые!

Пару человек сонно хрюкнули в ответ, кто-то сонно замычал. Тем все и кончилось.

– Электрическая сила! – раздраженно сплюнул Средин. – Вот викинги, вот паразиты! Опоили! И Перун тоже хорош: «За здоровье, за врагов, за уважение!»

Как ни странно, особой злобы на подлых скандинавов ведун не испытывал. Наверное, потому, что не видел вокруг ни одного убитого или раненого. Нурманы дали клятву никого в городе не трогать – и обещание сдержали. Выходило, что при всей подлости – люди честные и верить им можно. А что усыпили – так сего условия клятвой не оговаривалось.

Подкрепившись, Олег описал круг по двору, но делать здесь было совершенно нечего. Спать, понятное дело, тоже не тянуло – хватит уже, выспался.

Ведун поправил пояс, встряхнул и накинул на плечи налатник, выбрался за ворота детинца. Прошагал по тихим улицам города – перед военной угрозой бьярмы, похоже, мирных жителей вывезли, – вышел через резные ворота, направленные на огороженное частоколом святилище. Натоптанной по льду тропой дошел до острова, ступил на священную землю храма Золотого идола…

Здесь тоже стояли бочонки и котлы, возле которых спали в разных позах люди в меховых одеждах. Чуть дальше, в центре святилища, поднимался широкий пологий холм высотой в полтора человеческих роста, а на нем… На нем темнела свежевыкопанной землей прямоугольная выбоина.

Золотой идол – исчез.

– Чертов Перун… – Олег поднял глаза еще выше, к небесам. Они начали темнеть.

Вечер. Поднимать тревогу бесполезно. Все равно затевать погоню уже поздно.

Полста молодых дружинников – все на лыжах, со щитами за спиной, с гарпунами в руках и заплечными мешками – выскочили из ворот города только на рассвете. Командовал погоней князь Гарнат самолично, помощником шел ведун.

Середин предпочел бы оставить в городе и правителя, вместе с прочими престарелыми бойцами – но князь оказался упрямым и поклялся не отставать. А против хозяина, понятно, не попрешь.

За воротами воины соскочили на лед, вывернули на колею нурманского обоза, вытянулись в длинную змейку.

Обоз викингов был длинным, с санями, телегами, лошадьми, так что след за ним тянулся весомый, глубокий, местами напоминающий траншею. Здесь, на севере, снега, как ни странно, было меньше, чем возле Перми или в верховьях Камы. То ли климат другой, то ли ветер на просторе сдувал. А может статься, трамбовался он здесь сильнее, и потому наст лошадь держал. Разумеется, и здесь все было не так просто. Перед обозом дорогу тропили воины, укатывая наст и пробивая проходы сквозь высокие снежные торосы, обходя опасные, рыхлые места – или, опять же, пробивая дорогу. Но, в общем-то, двигаться было можно, причем довольно быстро.