Робин Маккинли - Меч королевы

Затем все кончилось. Он отвел глаза, спустился с последних ступеней и прошел мимо, словно ее не существовало. И она отпрянула с его дороги, чтобы даже краешек его белого рукава не коснулся ее. Человек при конях возник из тени верхом на одном из буланых. Остальные шестеро красавцев подошли к своим всадникам и ткнулись в них мордами. Кроваво-красный жеребец подошел к королю и приветствовал его негромким ржанием. Корлат неуловимым и непринужденным движением взлетел в седло, однако гнев еще не отпустил его. Конь тоже это почувствовал и замер, внезапно напряг все мышцы – неподвижность затишья перед боем. Вот уже и прочие оседлали своих коней. Корлат не взглянул на них, но красный жеребец взял с места в галоп, и остальные последовали за ним. Стук конских копыт по твердой земле внезапно напомнил Харри, как неестественно тихо вели себя все после слов Дэдхема. Неслышный гром стихал по мере удаления цветных кушаков горцев и их блестящих на солнце коней. Харри пришла в себя и огляделась: сэр Чарльз, Джек и мистер Петерсон снова обрели нормальные размеры, а у нее страшно разболелась голова.

Корлат смотрел на черные кончики ушей своего коня. Горцы миновали ворота Резиденции, и король поднял глаза, яростно прочесывая взглядом пыльную поселковую улицу, грязно-желтые домишки и лавчонки и редкие клочковатые деревца. Повинуясь еле заметному смещению веса своего всадника, красный конь свернул с дороги. Резкий цокот копыт по утоптанной грунтовой дороге сменился более глухим перестуком по плотному песку. Корлат слышал, как его люди сворачивают следом. Он потряс головой в тщетной попытке расчистить посреди гнева место для мыслей и откинулся в седле назад. Поступь коня замедлилась. Бессмысленно нестись через пустыню посреди дня – лошадям это тяжело.

Шестеро всадников сгрудились у него за спиной. Двое выдвинулись вперед, чтобы занять места по бокам от короля, и, подъезжая, украдкой поглядывали на него и так же быстро отводили глаза.

Островитяне! Спокойно лежавшие на бедрах руки невольно сжались в кулаки. Зря он вообще пытался с ними разговаривать. Отец ведь предупреждал его, много лет назад. Но тогда северяне еще не подобрались так близко. Корлат моргнул. Трудно сдерживать жар собственного гнева, когда его не к чему применить. Ярость восхитительно полезна на поле боя, но в данный момент никакие враги, которых можно было бы заставить путаться в собственных ногах и валиться в кучи, перед ним не маячили. С тем же удовольствием он бы, например, поджег этот большой глупый дом и смотрел бы, как он валится на голову этому большому мягкотелому существу, зовущему себя комиссаром. Абсурдное строение для пустыни: наверняка они живут в подобных штуках у себя на родине… Но мелкие пакости – для детей, а он уже тринадцать лет как правит своим народом. И Корлат проглотил свой гнев и сдержал его.

Келар, ужасная сила, словно в насмешку называемая Даром. В юности, еще до полного расцвета его келара, отец рассказал ему о том, как это будет: «Толку от нас на самом деле не много, разве что в бою. И даже тогда наша полезность ограниченна. Ты станешь проклинать свой Дар, и гораздо чаще, чем благословлять, но такова уж твоя природа. – Он вздохнул и с кривой усмешкой взглянул на сына. – Говорят, в Великие Дни было по-другому. Людям хватало сил владеть келаром. И ума, чтобы понимать его. Согласно легенде, именно леди Аэрин первой осознала свой Дар и подчинила его собственной воле. Но это было давным-давно, а теперь мы измельчали».

Корлат нерешительно произнес: «Говорят также, что некогда Дар годился и для других вещей: исцеления, утешения и приручения».

Отец печально кивнул: «Да. Наверное, когда-то так и было, но теперь не так. Лют знает. И расскажет тебе, ибо он владеет старым келаром, а кто его родители, даже он сам забыл. Но Лют – это Лют. Мы с тобой более скромного рода.

И именно слабая кровь сделала нас тем, что мы есть, чем мы остаемся – и что остается от нас. Избегай Чужаков, если сумеешь. Они не могут, или не хотят, понять нас. Они не отличают коней от быков и попытаются надеть на тебя то же ярмо, в каком держат остальную часть нашей земли. Но их сила в многочисленности, упорстве и настойчивости. Опасайся недооценить ее».

Он видел отца стоящим в одном из внутренних двориков Города в горах. Отец глядел в один из фонтанов и разговаривал наполовину с самим собой. Сверкающая вода бежала по разноцветным горным камням. Затем картинка потускнела, смытая очередным стремительным приступом ярости, и он снова оказался лицом к лицу с девушкой, которую встретил перед домом Чужака. Она-то тут при чем?

Корлат нахмурился, и перед ним снова возникли уши и черная грива его коня. Он поднял глаза. До лагеря еще долгий путь. Почему-то ему не хотелось спать слишком близко к Чужакам. Не то чтобы он подозревал умышленное предательство, но воздух над поселком островитян навевал горцам дурные сны.

Гнев снова ударил его, как шпорой. Корлат поморщился. Дар, демоны его забери, жил собственной жизнью. Какой непостижимой вещи он хочет от него на этот раз? Теперь-то он уже знал, что специфические особенности королей и других людей, в чьей крови келар присутствовал в изрядном количестве, больше тревожили самих его носителей-жертв, нежели их друзей и подданных. И толку от этой тревоги было не много. Королю не пристало объяснять свои непостижимые действия банальной неспособностью совладать с собой.

Гнев обладал определенной структурой. Иногда Корлат ее понимал. Стиснув зубы, подождал немного и снова увидел девушку. И на сей раз смотрел на нее, пока она не исчезла.

Всего несколько минут назад он впервые увидел ее у подножия лестницы и удивился, что вообще смотрит на нее. Он знал, как действует его взгляд, когда он в ярости, и старался следить, на кого смотрит и как долго. Но эта девушка, к несчастью для нее, привлекла его внимание, и он смотрел на нее дольше, чем собирался.

Она была высокая, почти как большинство мужчин, выделяясь ростом даже среди Чужаков. Волосы желтые, цвета солнца на песке, и почти такие же яркие. Его народ, горцы, обычно уступал Чужакам в росте и имел темную кожу и волосы. Но не ее рост или цвет волос удержали его дольше первого внезапного проблеска внимания. И не ее красота. В этом лице и длиннокостном теле было слишком много силы, чтобы назвать их красивыми. Может, ее спокойствие? Или сдержанная прямота? В том, как она встретила его взгляд, было больше мысли, чем завороженности и страха, коих он привык ожидать, задерживая на ком-то взор слишком долго – даже когда его келар спал. Да, подумал он внезапно, сдержанная прямота, которой научился он сам, прекрасно зная, что может случиться, если он расслабится. Но это чушь. Она из Чужаков. Среди его собственного народа по-прежнему встречались неуправляемые мутации, когда несколько капель королевской крови спустя множество поколений вдруг взрывались полным келаром в жилах отпрыска какого-нибудь тихого семейства. Но Чужаков хотя бы с каплей Дара не бывало.