Юрий Иванович - Обладатель-тридесятник

На самом деле по внутренней связи шёл совсем иной диалог между обладателем и целителем:

«Почему ты уверен, что получится?»

«Ха! Ну я-то её не просто как ведьму знаю, но и как женщину! Пусть для меня это было чуть ли не век назад – а вот для неё наши встречи остались в памяти всего лишь месячной давности. И она никак не могла за такое короткое время измениться!»

«Всё равно как-то…»

«Не бойся и верь мне! – настаивал престарелый Хоч. – В крайнем случае – пострадаю только я!»

«Только этого мне не хватает! – злился обладатель. – А вдруг память потеряешь? Или ещё чего похуже?..»

«Да что вы все такие нерешительные?! Бери пример с меня! Готовсь! Начали!»

И в следующий момент смотрящийся на тридцать лет моложе, чем он есть, дед Игнат замер за спиной у Зариши. После чего одной ладонью проник в скромный вырез сарафана и ухватил ведьму за вызывающе торчащую из-под тонкого сукна, налитую грудь, а второй рукой, бесстыже задрав платье, полез к женскому лону. В первый момент от такого действа оказались шокированы все без исключения.

А всё началось с того, что любовник ведданы в далёком прошлом стал доказывать обладателю в предварительном разговоре:

«Она хитрющая бестия и невероятно упорствующая. Жечь будут, руки отрывать – от своего не отступится и ни в чём не признается. Если имеет сознание, то никогда не признается в этом, что ты с ней ни делай. Будет порчу наводить и саботаж устраивать. А там и вообще отыщет способ чего похуже сделать. После такого – тебе ничего не останется, как превратить её в бездушную куклу. Я этого не хочу, поэтому готов действовать на свой страх и риск. Ибо против мужского хамства – она полный ноль. Не сможет оставаться бесстрастной. Не привыкшая она, достаточно её чуток прижать – сразу возмутится. Вот давай попробуем…»

Ну и попробовал. Вроде и ростом он был гораздо крупней ведданы, и веса в нём имелось раза в полтора больше, но, когда она крутанулась в мужских руках, озаряемая странным сиянием, а потом и вспыхнула, словно световая граната, целителя отбросило странной взрывной волной метров на пять. Там он с грохотом проломил небольшой стол, а потом ещё всем телом впечатался в стену.

Никто больше не пострадал, да и Загралов своевременно успел превратить телесный фантом в дух, чётко зафиксировать его там , прямо в створе одного из колец и преспокойно наблюдать за Авиловой и её попытками вырваться. Ну и добрые две минуты его волновало состояние старика Хоча. Тот явно не умер, но в каком он оказался состоянии? И сможет ли нормально и полноценно продолжать обработку и перевоспитание фурии?

Почему сразу не растворил повреждённый фантом и не воссоздал вновь уже целёхоньким? Да по причине первого мысленного стона Игната Ипатьевича, который тот выдал ещё чуть ли не в полёте:

«Иван! Оставь меня как есть!..»

«Э-э-э?.. – недоумевал тот. – Зачем это? Что за склонности к мученичеству?»

К деду сразу бросились обе Сестри, оказывая первую помощь своими ведьмовскими умениями. Покряхтывающий дедуля уже пытался встать на ноги, потряхивая своими натуральными каштановыми кудрями. Но всё равно понять причину таких его действий оказалось затруднительно. Разве что довериться опыту старика и знаниям человеческой природы. Вон ведь, разгадал притворщицу! Заставил раскрыться, принудил показать своё истинное лицо со звериным оскалом.

«Хотя почему звериным? – размышлял Загралов, сдерживая смешок: дед только сейчас отбросил в сторону зажатый в кулаке подол сарафана. – Для любой иной нормальной женщины такое возмущение и попытка наказать наглеца вполне естественны. Только вот понимание её чувств ни в коей мере не приближает меня к решению проблемы. Как теперь быть и что делать? Её можно использовать лишь по добровольному согласию либо окончательно лишив сознания. Увы, процесс необратим! Опять-таки, если мне ещё и подвластен! Ну и о детях… Если она согласится заниматься только ими, стоит ли мне на подобную, половинчатую лояльность договариваться? Если девочки получат такого злобного, строптивого опекуна и наставницу, то вскоре могут стать зловредней Авиловой. А этого допускать никак нельзя!..»

Честно говоря, Хоч выглядел неважно. Помимо трясущихся коленок, у него тряслись разбитые губы, дёргалась нервным тиком порезанная щека, на лбу росла как на дрожжах багровая шишка, да и несколько рёбер оказалось сломано, не давая глубоко вздохнуть. Однако в глазах у экспериментатора плясали чертенята, с коими вместе он собирался продолжить беседу.

– Вань, теперь давай её медленно ставь в виде фантома передо мной…

– Так она тебя!..

– Придерживай! Владетель ты чего-то там или клык моржовый?! – ругался старик шёпотом. – Прикажи не двигаться, ничего не предпринимать и только внимательно слушать!

Не слишком хотелось идти у Ипатьевича на поводу. Хотя при внимательном просмотре всё того же двойного ростка аурного фона Загралов сразу отметил: тот привял и потускнел. То есть сил у ведданы осталось совсем ничего, все ушли в яростной вспышке и в попытках наказать вульгарного, покусившегося на женскую честь мужчину. Правда, прежде чем придать Авиловой телесную оболочку, он отправил всех своих жён и Ульяну с Дарьей к выходу из помещения, оставляя их у себя за спиной. Потом строптивицу спросил, согласовывая свои слова с Игнатом Ипатьевичем:

– Почему ты осмелилась на сопротивление обнявшего тебя мужчины?

На ответ он слабо надеялся, но тот последовал со всей яростью, которая только возможна при невидимом общении:

– Потому что никто не имеет права ко мне прикасаться таким образом! И я готова умереть, но не допустить прикосновения ко мне чужих рук!

– Чужих? А если тебя начал бы ласкать твой муж? Или твой близкий любовник?

– Нет у меня мужа! Да и любовника… – она запнулась на полуслове, но тут же продолжила: – А какой сейчас год?

Поняла, что не сорок третий двадцатого века. А когда услышала точную дату, несколько растерялась, словно подсчитывая что-то в уме. Пришлось прийти ей на помощь с подсказкой:

– Вот именно его ты недавно покалечила. Лежит сердешный, помирает. И две ведьмы его спасти не могут.

– Туда ему и дорога! Нечего меня лапать, как… как… – опять запнувшись, она продолжила с язвительной подозрительностью: – Что-то в годах не сходится! Моему Гнатику сейчас было бы далеко за девяносто, а столько не живут! Да и тот урод, что руки распускал, намного моложе, не больше шестидесяти.

– Не забыла, что он ещё в молодости от тебя многое перенял? Да и потом всю жизнь на целительство положил. Вот и выглядит вполне сносно… Вернее: выглядел, ибо со спасением сложности…

– Ха! Ему ещё повезло, что я его не убила! Сил не хватило! – продолжала яриться веддана. И тем более неожиданными показались её следующие слова: – И что могут эти глупые и энные ведьмочки? Это те две замухрышки, которых я успела рассмотреть возле тебя?