Юрий Иванович - Преодоление

И рука уже достала груан из кармашка и занесла над обеими группами. С минуту я колебался, пытаясь понять, что за разноцветье появилось, замельтешило между группами симбионтов и тем, который был у меня в руке. А потом с полнейшей уверенностью, словно делал это уже не раз, положил «свой» груан именно в нужную точку на стыке между группами чужих. По идее он никак не должен был там лежать, по закону тяготения должен был скатиться, но… замер на уклоне, словно приклеился.

Но зато через него, словно по перемычке-предохранителю, ринулись цветные вспышки, несущиеся навстречу друг другу. Оба поля сразу же заработали в каком-то едином ритме. А я уже кричал как оглашенный:

– Давайте мне «свои» груаны! Быстрей! – и тут же понял, что у беглянок подобного не может быть по умолчанию. Поэтому завопил ещё громче, словно это меня ранило: – Степан! Ольшин! Груаны мне! Срочно!

Первым примчался Тимофей, вероятно, находящийся ближе всех, и безропотно мне отдал свой пояс с двумя неприкосновенными залогами его свободы. Их я укладывал практически без раздумий, сразу видел тот единственно верный канал для соединения. Потом примчался Степан, отдавший все свои три. Потом Ольшин, со стоном протянувший мне свой пояс сразу с шестью единицами наивысшей для каждого каторжанина валюты.

Но мне уже с последнего дара хватило только три. Остальное вернул ветерану со словами:

– Не расстраивайся. Поверь, оно того стоило. И потом всё верну…

И сам опять вошёл в транс наблюдения. Вот теперь уже процесс пошёл такими немыслимыми для меня темпами, структурами и смещениями, что я жутко пожалел, что никто из окружающих этого чуда не видит. Больная женщина постепенно оказалась словно в светящемся, сияющем коконе-саркофаге. Мне даже показалось, что её чуть приподняло над ложем, и теперь даже снизу у неё некая плотная световая прокладка. Остатки бинтов и некоторые части одежды словно растворились в том сиянии или стали прозрачными. Потом стали просматриваться насквозь внутренние органы и даже самые мелкие кровеносные сосуды. Да и не кровь уже там курсировала, а странная сверкающая субстанция золотистого цвета. По крайней мере, мне так показалось.

Ну а потом я понял, что моего дальнейшего участия в лечении не понадобится. Скорее всего, Зоряна уже начала выздоравливать, и спасти её всё-таки удалось. Теперь только и осталось подождать и присмотреться, как саркофаг будет действовать дальше.

Я вышел из транса и расслабленно откинулся на спинку топорно сделанного стула. Но при этом вдруг почувствовал сильную связь, даже некое притяжение между собой и светящимся коконом-саркофагом. Опять-таки наитие мне подсказало или Первый Щит, что разрывать эту связь, вставать и куда-то отходить в сторону – не следует. Поэтому я не придумал ничего лучше, чем пробормотать:

– Всё, кажется, успели спасти…

Одна из женщин у меня за спиной прошептала:

– А что это её приподняло и держит? Словно над пустотой зависла…

– Хм! Жаль, что вы не видите, что вижу я… Но ничего, постараюсь когда-нибудь нарисовать, тогда поймёте… А, кстати, где ваша вторая лидер? Их ведь двое побег организовывали?

– Да… Но второй уже нет, – скорбно вздохнула женщина. – Погибла, когда мы спешили к мосту, прикрывала нас от преследователей…

Вот она, цена свободы: собственная жизнь… Остальные подруги спаслись и здравствуют, а самая боевая и активная – пала в бою. Видимо, великая полководец и организатор оказалась. А таких людей, да среди женщин, трудно найти. И это ещё счастье, что Зоряну удалось спасти. И ведь не укоришь её подруг, которые нарвались на меня, развесили уши да и подались в наш лагерь обедать. Все они тут себя специалистами крупными мнили и давно списали своего командира в боевые потери. Ведь на Дне от гангрены никогда и никто не излечивался.

Я опять присмотрелся к сияющему саркофагу и засомневался:

– А излечится ли? – произнеся эти слова непроизвольно вслух. – Всё-таки она была уже при смерти…

Возле меня к тому моменту собрались около десятка человек, присматриваясь к творящемуся чуду и оживлённо перешёптываясь. Ну и мой заместитель, расслышавший мои слова, попытался меня взбодрить:

– Если уж ты её на ноги не поставишь, то больше некому.

А наш завхоз попытался перевести разговор в деловое русло:

– Командир, мы тут уже всё осмотрели и самое ценное вынесли. Пайки тоже получили… Так что можем отправляться!

– Молодцы! Быстро-то как! – похвалил я и услышал:

– Почему быстро, ты уже три часа работаешь.

– Ух, ты! – поразился я и признался: – Мне показалось, минут сорок сижу…

Пока я оглядывался с недоверием по сторонам, Ольшин напомнил:

– Миха, так что с отправлением?

– Что, что… – задумался я. – Забирай половину людей и топайте к Пирамидке. Там сделаете смену, пусть часть работает, а часть возвращается сюда с арбами… Мне же пока здесь придётся сидеть, ни шагу не могу позволить сделать в сторону. Степан, носилки есть удобные и мягкие?

– Соорудим! – пообещал вояка.

– Ну тогда с ещё тремя носильщиками оставайся рядом. Если увижу, что можно, тогда понесём её осторожно.

– Может, на арбе?

– Забудь! Её и так, может, придётся тут пару дней вылёживать.

– Хорошо, делаем носилки.

– И это… – я прислушался к себе, лишний раз признавая, что меня легче убить, чем прокормить. Но вслух об этом заявлять не стал, просто жестом подозвал своего заместителя к себе и шёпотом попросил на ухо: – Чего-нибудь мне пожевать сообрази! А то проголодался, аки зверь голодный.

Охотник деловито кивнул и помчался к выходу. Туда же поспешил и Ольшин. А вот женщины так и стояли в явном сомнении, и я не мог понять, что их беспокоило. Наконец одна из них помялась и словно невзначай спросила:

– Пояса наши для груанов тут оставить?

Кажется, у меня глаза загорелись не хуже, чем у Терминатора, потому что вопрошавшая сразу сникла, шагнула в сторону и словно спряталась за спинами своих подруг. И меня сразу охватили нехорошие предчувствия по поводу этого нашего пополнения в виде женского батальона. Не иначе как я с ними ещё ох как намучаюсь!

Но и вопрос не оставил без ответа. Ткнул рукой в одну из женщин, которая присутствовала со мной всё время рядом:

– Пояса оставьте ей! Она потом ракушки разложит и раздаст каждой обратно.

Тотчас все зашевелились, забегали, сложили свои пояса в сторонке на скальном выступе да и помчались наружу. Наверняка никому здесь оставаться долго не хотелось, все мечтали как можно скорее добраться до нормального, цивилизованного даже для условий Дна жилища.

Возле меня остались только две дамы, наверное, наиболее сильно привязанные к Зоряне, да мой дымчато-сумеречный когуяр, о которого если не спотыкаться, то быстро забываешь о его присутствии. А ведь зверушку тоже, наверное, кормить пора, насколько я припоминаю, его во время обеда не слишком щедро двойняшки и угощали.