Александр Прозоров - Воля небес

– Протоплена баня, батюшка! Извольте париться! Вот, и квасок с ледника аккурат туда несу. Пенистый, с хреном и мятой!

– Ну наконец-то! – кивнул Басарга.

Как ни хотелось ему встретиться с Матреной еще раз, но помыться после долгого пути все-таки было нужно. И без того первую ночь грязным провел.

– Ты вот что, Тумрум… Коли Матрена-книжница появится, ко мне ее пришли. Забыл вчера несколько поручений ей дать.

Отчего староста принес в баню квас, а не мед или пиво, Басарга так и не понял. Может статься, день случился постным? На накрытом в предбаннике столе токмо копченая и соленая рыба, маринованные огурцы, моченые яблоки да курага с изюмом. Никакого мяса.

Впрочем, распарился подьячий всласть и без хмельного. Отогрелся, окатился, снова прогрелся до нутряного жара, выскочил наружу, с разбега нырнув в сугроб, побарахтался в нем, вернулся на верхний полок, парился, опять прогрелся, окатился теплой водой, вышел в предбанник отдохнуть…

– Привел я Матрену, боярин! – оказывается, здесь его поджидал староста. – На пути в приют холопы заприметили. Позвать?

– Зови, раз нашел, – сев за стол, подьячий накинул на чресла полотенце, придвинул ближе блюдо с копченым судаком.

– Давай, книжница, заходи! – приоткрыв дверь, кликнул женщину Тумрум.

– Звал, боярин? – бесшумно скользнув внутрь, низко поклонилась воспитательница, одетая во все тот же скромный кафтан и закутанная в пуховый платок.

– Звал, – кивнул ей Басарга, наливая себе квасу. – Видел я сегодня, чего датчанин мой на деревьях нагородил… Как он тебе? Учитель толковый или зря детей мучает? С прилежанием в приюте трудится али дурака валяет?

– Хваткий он, боярин. Старательный, – размеренно стала перечислять Матрена. – Коли морскому делу учить начал, так не словами обходится, а лестницы и веревки навязал, и первый же по ним бегает, правильное поведение указывая. Коли про звезды сказывает, так не в светелке днем, а ночью ясной на улицу детей выгоняет. И мечами с топорами мальчики теперь каждый день по часу машут. Раньше как было? Как приедут твои побратимы, так несколько дней все бегают, дерутся и стреляют. Уехали – и тишина. Токмо холопы время от времени сбираются да вместе с детьми «Готский кодекс» разучивают…

Староста закашлялся:

– Дык, работы в сезон много, боярин. А с палками поскакать и зимой можно.

– Тумрум лошадей каждую неделю дает, так в эти дни дети с утра до вечера в седле, – покосилась на старика женщина. – Летом, бывает, и в ночное ходят. Датчанин, сказывают, их до самой Двины водит, путает и заставляет по небу путь домой находить.

– Ишь, как за дело взялся, – покачал головой Басарга.

– Неугомонный, шило в заднице, – встрял в разговор Тумрум. – Вечно ему скучно, все не так, все переделать норовить… Дозволь уйти, боярин? Надобно дрова принять, мужики затоньские по оброку привезли.

– Ступай, – разрешил боярин.

Староста поклонился, хлопнул дверью.

– Значит, к месту Роде пришелся? – сделал вывод подьячий.

– Кто, кроме мужика настоящего, мужика воспитать сможет? – пожала плечами книжница. – Я умом, может статься, и понимаю, чего надобно. Да токмо мне ни на веревки детей не загнать, ни в поле с ними не подраться. Бабу слушать никто не станет.

– Ты зипун-то снимай, тут жарко.

– Прости, боярин, не могу, – покачала головой женщина. – На занятие с малышами опоздаю.

Как всегда, книжница была согласна на близость лишь по своему желанию.

– Значит, без датчанина в школе опять все завянет и поскучнеет? – не стал настаивать подьячий.

– Мужик во главу нужен. Да чтобы не по принуждению, а с интересом делом сим занимался.

– Понятно, – Басарга поднялся, обернулся полотенцем: – Может, кого посоветуешь?

– А нужно ли, боярин? – опустила глаза к полу женщина. – На что столько мудростей детям малым?

– Не скажи, – подойдя вплотную, прошептал ей подьячий. – Мир меняется, и люди мудрые в нем ужо куда выше храбрых ценятся. Разве стал бы я подьячим царским, кабы казначей белозерский меня хитростям учета податного не обучил? Ходил бы сейчас нищим десятником стрелецким, и мы бы даже и не встретились, верно.

– Все равно бы встретились! – вскинула голову Матрена, и губы их оказались совсем рядом. Басарга чуть наклонился, крепко ее поцеловал:

– Сокровище мое! Я бы тебя все равно нашел, не сомневайся. Да токмо все едино… Без знаний казначейских – не быть бы мне подьячим. А знай я поболее, так мог бы и в дьяки приказа какого выбиться. Кабы не твои «Готские кодексы», давно бы сразили меня в любой из стычек. И только благодаря учению этому я тебя сейчас обнимать могу. Только учение старательное наукам земным и боевым в наше время из низов выбиться позволяет. В наше время одной храбрости и знатности уже мало. Пуля и рогатина о родителях не спросит, она и худородного и князя равно разит. Посему ради блага детей наших воспитать их должно лучше княжеских.

– К чему детям купеческим с князьями тягаться? – пожала плечами книжница. – Все едино за один стол не позовут.

– Даже и не думай! – отрезал Басарга. – Как подрастут, я каждому по наделу в поместье отрежу и в Разрядную книгу запишу. Не быть им купцами. Детьми боярскими значиться станут!

– Бояре кровью державе служат, – шепотом ответила женщина. – Купцы же серебром простым. Не жалко тебе сыновей родных на алтарь царский приносить?

– Коли бояре кровью державу не укрепят, так и купцов никакое серебро не спасет, – уперся лбом в ее лоб Басарга. – А у нас еще и дочери растут. Кто их оборонять станет, коли сыновей от службы спрячем? Кровь и слава – удел боярский. Ради них сердца наши стучат. А тишина и уют – мечта бабья. Ими ты девок соблазняй.

– Вот потому мне в приюте верховодить и нельзя, – резко отпрянула женщина.

Басарга чертыхнулся, теряя равновесие, и только в последний миг поймал падающее полотенце.

– Матрена!

– Мне пора!

Дверь хлопнула, подьячий остался один. Он чертыхнулся еще раз, вернулся к столу, выпил квас, доел рыбу и стал одеваться.

– Мужик так мужик, – буркнул он себе под нос. – Будет вам в приют боярин с «интересом».

Распаренные лошади свернули в устье реки Шаньга незадолго до сумерек, промчались две версты вверх по течению и направились к причалу, отмеченному двумя продолговатыми сугробами – это лежали вытащенные на зимовку струги. Обогнув прорубь, в которой две девки в тулупах поверх исподних рубах полоскали белье, всадники по тропе выехали на берег, поднялись ко взгорку и въехали в распахнутые ворота. Спешились.

Кто-то из дворни под крыльцом испуганно вскрикнул, кинулся вверх по ступеням.

– Узнали, – удовлетворенно кивнул Басарга, бросая поводья Тришке-Платошке. Холоп принял коня и у Матрены, после чего повел скакунов со двора: уставших лошадей в первую очередь надобно выходить, а уж потом поить, кормить и чистить.