Михаил Дулепа - Баффер

Бравые контрразведчики социалистической Югославии шли по следу шпиона, я следил за ними из кресла, время от времени гася свет и прислушиваясь. Пять часов на перезарядку врат, хочешь не хочешь, а ждать придется.

Выдержал я только три часа. Темно, не холодно, есть чего пожевать, но скучно!

Дверь прошуршала по старому линолеуму, открываясь, и я перешагнул через стопки старых книг.

Маленькая дверь, ведущая в подвалы, закрыта, за ней тишина. Осторожно подойдя к лестнице, я прислушался, что там наверху? Тоже тихо. Кажется, звякнула ложка по стеклу, но очень далеко.

Погасив шарик, начал подниматься, стараясь не слишком скрипеть узкими ступеньками.

В читальном зале за большим столом сидела заведующая Нина Алексеевна, сейчас ей около шестидесяти, наверное. В помещении было прохладно, даже холодно, поверх свитера женщина накинула на плечи большой пуховый платок.

Я улыбнулся, вот так она сидела лет десять назад, в январе, когда из-за ремонта на неделю отключили отопление. Скандал был, пришлось вешать объявление для читателей, закрывать зал. Хотя сюда и в те уже времена ходили только пенсионеры.

– Михалыч? – Я оглянулся. Женщина напряженно вслушивалась, нервно схватившись за пуховый платок. – Ты здесь, я знаю.

Интересно, услышала, что ли? Или унюхала?

– Чай будешь? У меня остался еще с прежних времен.

Я прошел так, чтобы оказаться перед ее глазами. Кажется, она меня почувствовала, но снова спросить я ей не дал.

Появиться.

– Буду, Нина Алексеевна. Коржики с меня.

Она отшатнулась, но быстро взяла себя в руки, чувства выдавали только еще сильнее вцепившиеся в платок руки.

– Коржики?

– Ага, медовые. Пек недавно, вот, захватил.

– Это хорошо… тогда чай с меня.

– Наливайте!

Мы старательно разыгрывали сценку из прежней жизни. Словно не было моего увольнения «по сокращению штатов» и разговора «ты же молодой, легко работу найдешь, а мы все пенсионерки». Наверное, у нее были причины. Правительница крохотного племени библиотекарей, проработавшая здесь всю жизнь, она вела нас узкими тропами к видимой только ей цели. Мудро, строго, но справедливо руководя, стравливая и разнимая, награждая и отбирая.

– Почему вы одна? Все по домам?

– Нэлечка сейчас ушла только что… Болеет у нее внучка. В городе с теплом перебои, простуды повальные. Но нас и осталось только трое, Вика сама слегла. Да и что тут всем сидеть, никто не ходит. Сейчас книгами только как топливом интересуются.

Говоря это, Нина Алексеевна аккуратно сняла с чайника древнюю тряпичную куклу, сохраняющую тепло.

Я стащил с плеча рюкзак, достал завернутые в тряпочку коврижки. Не очень получились, тяжеловатая выпечка, не воздушная, но Илье понравилось. К тому же мы много испекли, третий день едим, они уже черствые почти.

– Неужели так плохо? Я-то думал, что в библиотеке теперь самый аншлаг, развлечений-то нет других?

– Какое там! – Она отмахнулась с недовольной интонацией. – Уже три раза заходили, спрашивали о списанных книгах.

– В самом деле топят?

– Ну да! Вот же дураки, книги очень плохо горят.

Это она проверяла?

– В мою каморку вы заглядывали?

– Только увидела, что ключа нет, а печенье все кто-то съел, и сразу поняла, кто тут был. Тминное съедено все, а что сахаром покрытое – оставил.

Эх, так проколоться!

– Сюда ведь заходили, искали тебя. Мракоборцы. – Последнее было сказано строго и с намеком. Тогда ясно, почему не полезла, неясно, почему не сдала.

– Нина Алексеевна, а если честно – зачем вы меня тогда уволили?

Она положила недоеденный кусок коржика на блюдце, бережно собрала со стола несколько крошек. Потом, решившись, посмотрела на меня.

– Сердишься?

– Не очень. Просто хочу сравнить со своими выводами.

Снова, очень аккуратно, женщина передвинула стакан, собираясь с духом.

Наверное, ей было страшно. Я, много лет знакомый ей Михалыч, вдруг стал непонятным, опасным существом, и надо очень точно выбрать слова, чтобы это существо…

– Я не кусаюсь, Нина Алексеевна. Мне действительно просто любопытно.

– Хотела племянницу пристроить. У нее дети, а работа отнимала все время.

– И что племянница? Работала?

– Нет, всего три месяца и выдержала. Сказала, скучно у нас тут, и уволилась.

Да уж, здесь мало развлечений.

– А бизнес-центр?

Она слабо улыбнулась.

– Это вообще не моя затея. Поставили перед фактом, только добавили немного фондов, чтобы совсем грабежом не выглядело. Федеральная программа развития и помощи.

– По обыкновению, заключающаяся в урезаниях и запретах.

– Вот-вот.

– Вас трое осталось, а остальные?

Жертвы среди мирного населения были немалые, в основном не напрямую от магии, а от сопутствующих причин, в больших городах и мракоборцев много, так что нечисть нейтрализовывали быстро. Моим бывшим коллегам не повезло. Одна нарвалась на обезумевшего мага, вторую завалило обломками разрушенного дома, третья, одинокая пенсионерка, просто исчезла, уйдя домой с работы. Оставшиеся три работали, как могли. Деньги почти ничего не стоили, но заведующая сумела выбить, а точнее – вымолить продуктовые карточки обязательной социальной нормы по разряду «госслужащие». Это было чуть больше, чем обычные гражданские, а любой приварок сейчас, даже при отсутствии откровенного голода, был нелишним. Только поэтому библиотека и работала.

Нина Алексеевна рассказывала это просто, без закатывания глаз и жалоб. Советские люди, другая порода. Плохо? Перетерпим, куда деваться. Им, пожилым, было в чем-то проще, за плечами было слишком много невзгод, чтобы жалеть себя.

Я не стал брать последний коржик.

Время?

Восстановление врат через сорок минут.

– Нина Алексеевна, а почему вы мракоборцам о комнате моей ничего не сказали?

Женщина недоуменно посмотрела на меня, а потом с негодованием отрезала:

– Я не стукачка! – Платок был поправлен уже с достоинством. – Ты ко мне работать пришел мальчишкой, мы тебя вырастили, не мог ты сделать ничего плохого. Так… ведь?

Последнее было сказано с запинкой. Навидались они тут, наверное.

– Два мужика кассу грабили, кассиршу убили. Я сделал так, чтобы люди смогли их… нейтрализовать. Мракоборцы тогда еще все такие случаи расследовали. Сам я не убиваю, насколько это можно.

Она поняла правильно, кивнула.

– Ну да. Время такое. Ты будешь приходить?

– Иногда. Не надо в ту комнату…

– Не буду.

Последнее было сказано быстро и резко.

– Михалыч, ты не подумай, я не из выгоды. Просто… не чужой ты нам все-таки. Заходи. Хочешь, восстановим? Карточку получить сможешь, наверное.

Ну вот, такую песню испортила.

– У меня сейчас другие заботы.

Кивок, она снова натянула платок, поежившись.