Александр Прозоров - Басаргин правеж

Прокоп Бачурин сыску помогал, как мог. И не только угощая и развлекая гостей, но и быстро найдя для них полтора десятка лопарских собачьих упряжек. Неведомое Басарге средство передвижения оказалось на удивление стремительным — триста верст до Кемского посада путники одолели всего за четыре дня, остановившись на ночлег у воеводы боярина Оничкова.

Богатый торговый город Кемь, как это обычно и бывает, рос куда быстрее своей крепости. Многочисленные избы, дома, амбары, навесы расползлись вдоль берега на добрых полторы версты, прижимаясь больше к причалам, нежели к высоким бревенчатым стенам шестибашенной твердыни. Город, насколько знал подьячий, жил не столько промыслами, сколько перевалкой голландских и французских товаров, и солеварнями — посему ни хлевов, ни рыбных складов тут не имелось, что делало здешний воздух сладким и прозрачным, ровно в летнем сосновом бору, а замершая на время зимы навигация погрузила Кемь в долгий безмятежный сон. Снег, яркое полуденное солнце, тишина…

— Хорошо тут у тебя, боярин, — разомлев после бани, простонал боярин Булданин. — Снег чистый, лес несчитан, простор, крепости вольготные. Лепота! Кабы к уделу привязан не был, обязательно сюда бы перебрался!

Старание купцов селиться возле своих причалов и амбаров, а не тесниться в огороженном посаде позволили местному воеводе отстроиться в крепости довольно широко. Редкий случай — обычно внутри кремлей дома чуть ли не на крыше один у другого стоят.

— Хорошо, да больно далеко от дел государевых, — посетовал воевода Володимир Оничков. — О войнах случившихся узнаю, токмо когда отряды свейские уж под стенами высаживаются, о делах столичных — от купцов голландских. Немцы же сии ни толком сказать ничего не могут, ни понять обычаев наших. Ныне вот слух пошел, будто царь наш Иоанн Васильевич в монахи постригся и державу свою на части порезал. Верно ли сие али лгут купцы заезжие? Указов никаких до меня покамест не добралось.

— Неужели? — удивился опричник. — Нешто тут людишек не перебирали?

— Кто? Каких?

— Ништо, — отмахнулся Басарга, сообразив, что в здешнем купеческом поселении «перебирать» просто некого. — Что до ухода в монастырь, то есть правда, никак государю от кручины по супруге своей первой не избавиться. Посему более молитвам себя посвящать склонен, нежели развлечениям мирским. Про деление — обман. Отвел себе государь земли опричные, каковыми единолично правит, без думы боярской и советов княжеских. Прочая держава прежним порядком живет, старым земским уложением. Двинские земли, кстати, к царским отнесены, а Терский берег земским остался. И вот летом минувшим люди земские царских побили…

— Это откупщиков-то Бачуриных? Наслышан, — усмехнулся воевода. — Ты рыбку пробуй, гость московский, пробуй. Из-за нее, семужки нашей, главная свара и идет.

Богатый стол боярина Оничкова, кстати, по большей части состоял из кушаний рыбных — рыбки красной и белой, заливной и копченой, балыка, пряных судаковых щечек и пирогов с вязигой, наглядно демонстрируя, чем наиболее богаты здешние земли.

— Дело государево, воевода, — не принял шутливого тона опричник. — Поможешь? Людей у меня мало, а задержанных, полагаю, изрядно окажется. Всех их испросить с пристрастием где-то понадобится, опосля для суда в Москву доставить.

— На что разбойников в столицу тянуть? — изумился воевода. — Леса вокруг густые. Петлю на шею, веревку на сук, вот и вся недолга.

— Кабы сыск земской был, — ответил Софоний за своего побратима, — так сим бы все и окончилось. А коли до государя дошло, так всю подноготную дочиста на свет Божий извлечь надобно.

— Дело ваше, — не стал спорить боярин Оничков. — Коли в Москву татей везти желаете, так везите. Откупщики Бачурины вам в сем подсобят с охотой.

— Мы люди государевы, а не купеческие, — сурово ответил подьячий. — Посему нам надобно царской волей дела сии решать, а не у промышленников местных побираться!

— У меня всего три десятка стрельцов при крепости! — повысил голос воевода. — Кого я тебе дам? С кем сам останусь?

— Как же ты в осаду садишься, боярин, коли у тебя ратников три десятка всего? — удивился Тимофей Заболоцкий.

— Коли в осаду садиться, так местных за стены изрядно набегает. Их к службе и ставлю, — пояснил боярин.

— Коли так, то без десятка стрельцов беды с Кемью не случится, — тут же поймал его на слове Софоний Зорин. — Допросная изба же для службы и вовсе не нужна.

— В Умбе тоже допросная изба имеется, — сделал последнюю попытку увильнуть от службы кемский воевода. — В Кандалакше у монахов, вестимо, и подземелье для узников готовое имеется.

— Я так полагаю, в Умбе и Кандалакше сторонников у душегубов слишком много, — ответил Басарга. — Как бы препятствий больших не учинили.

— Откель ты знать сие можешь, подьячий? — удивился боярин. — Ты же там и не бывал еще!

— Книги читать умею. Так поможешь или службу царскую за тягость почитаешь?

— Чем смогу, помогу-то, — смирился воевода. — Да токмо многого не ожидайте. Тут не Москва, ратей больших и застенков не имеется. Каждый служивый наперечет.

Заручившись такой неуверенной поддержкой начальника Кеми, Басарга одел своих побратимов и их холопов в броню, прихватил молодого корабельщика, что божился, будто узнал вожака душегубов, и на лопарских упряжках совершил стремительный рывок через давно и прочно замерзшее Студеное море на Варзугу. Путь этот занимал почти два перехода, а потому в деревню опричники прибыли очень вовремя: ближе к вечеру, в поздних сумерках, но еще не так поздно, чтобы останавливаться на ночлег. Но главное — неожиданно.

Размерами своими Варзуга давно заслужила право именоваться городом. Как-никак — две сотни семей, полтораста дворов, подворье свое монастырское, гавань, порт, торг богатый. Однако крепостью сия деревня по сей день так и не обзавелась, да и дома стояли не плотно, а далеко вразброс, на полторы версты окрест церкви. И не потому, что нужда в этом какая-то имелась, а просто так, от доступного простора и вольготности.

Замерзший, поэтому и брошенный на время порт путники миновали незамеченными, поднялись вверх по реке и вскоре увидели впереди россыпь желтоватых и красных огоньков. Окна ярко светились почти во всех избах, а в иных — даже и по несколько. Свечей и лампового жира варгузяне совсем не экономили. Видать, не имели такой необходимости.

Оставив собачьи нарты внизу на льду, бояре со слугами стали подниматься по расчищенной к храму тропе. Басарга поманил одетого в заячью шубейку и лисий треух корабельщика:

— Ну, Беляш, говори, куда душегуб твой скрылся?

— Вон тот дом-то, возле липы одинокой, — сразу указал паренек. — Я его как в церкви увидел-то, сразу признал! Ну, знамо, следом и прокрался, дабы логово-то разбойничье вызнать.