Джоан Виндж - 47 ронинов

Влюбленным оставалось время на одну, последнюю клятву.

– Я отыщу тебя в тысячах миров, среди тысяч жизней, – произнес Кай, уверенный, что узнает ее душу, как только их взгляды встретятся.

– И я дождусь тебя… – прошептала Мика и скользнула в его объятья.

Он нежно прижал ее к себе и вспомнил, как в такой же весенний день, давным-давно, девочка поцеловала мальчишку и убежала прочь.

Ветви сакуры шелестели под ветром, осыпали дождем лепестков Оиси и ронинов, которые вышли во двор. Сорок семь воинов в белоснежных кимоно с достоинством заняли свои места на белых циновках. Кай вошел последним и невозмутимо взглянул на Мику, сидевшую рядом с сёгуном и придворными советниками: кимоно госпожи Асано ярким цветком выделялось на фоне темных одеяний чиновников бакуфу , словно напоминая, что душе суждено перерождение и что сорок семь приговоренных к смерти готовы к путешествию в лучший мир.

Ясуно легким кивком приветствовал Кая, опустившегося на колени. Стражники сёгуна в черно-золотых доспехах кольцом окружили двор – для того, чтобы нанести милосердный удар, дарующий доблестным воинам быструю смерть.

Место, где ронины должны были расстаться с жизнью, не было отгорожено завесой- тобари . Вопреки традиции, Мика позволила жителям Ако присутствовать при церемонии, и во дворе собралась огромная толпа: люди в белых траурных одеждах пришли не только из близлежащих селений, но и издалека. Стояла тишина, словно в храме, только чуть слышно шелестела листва и откуда-то доносилось пение птиц. В чистом синем небе не было ни облачка.

По знаку Оиси сорок семь ронинов преклонили колена. Перед каждым из воинов стоял низкий столик, где лежал кинжал- танто . Самураи, положив свои предсмертные стихотворения на этот столик, поклонились сёгуну и госпоже Асано.

Сорок семь воинов с гордой покорностью готовились отдать свои жизни ради чести своего господина. У них не оставалось иного выхода – ни по законам, установленным сёгуном, ни по законам высшей, божественной справедливости.

Сёгун, наблюдая за ронинами, ощутил внутренний призыв поступить вопреки законам и общественным устоям, сковывающим его свободу. Он понял, что в мире всегда найдутся герои, которые сойдут с предначертанной им стези, хотя избранный ими новый путь неизменно приведет к смерти. Сёгунат Токугавы не сможет выстоять и сохранить власть над обществом, если позволит безнаказанно нарушать закон, пусть даже и несправедливый.

На лицах присутствующих было написано бесконечное уважение к доблести сорока семи приговоренных. Впервые небывалое мужество и доблесть ронинов вкупе с незыблемым чувством справедливости стали проявлением истинного идеала самураев, который сохранится на века.

Смерть ронинов никогда не изгладится из памяти народа. Сёгун взглянул на госпожу Асано и задумался, почему она позволила жителям Ако присутствовать при церемонии сэппуку , какой урок хотела преподать населению провинции. Сёгун одновременно служил символом духа истинных самураев – и олицетворением законов бакуфу. Вместе с ронинами ему суждено предстать перед судом истории…

Оиси подал знак, и сорок семь воинов взяли в руки кинжалы.

– Погодите, – произнес сёгун.

Занесенные клинки замерли в воздухе.

– Оиси Тикара Ёсиканэ!

Тикара недоуменно посмотрел на сёгуна, перевел взгляд на отца и на мать, стоящую в толпе, затем неуверенно встал.

– Ты нарушил мое повеление, – заявил сёгун, обращаясь к Оиси, – но страна не лишится твоих потомков. Твой сын останется в живых и будет служить ей с честью.

Рику ошеломленно поднесла ладонь к губам, сдерживая рыдания.

Тикара, не в силах принять решение, обернулся к Оиси, будто ожидая поддержки отца – или приказа своего господина и предводителя. Отцовская гордость и желание сохранить жизнь сыну боролись с чувством долга военачальника, который признал право шестнадцатилетнего юноши принести клятву на крови.

Внезапно Оиси вспомнил свою последнюю просьбу на могиле князя Асано и понял, что дух его повелителя внял мольбе и отплатил самураю за верную службу.

Оиси кивнул сыну, разрешая ему покинуть своих соратников, и поклонился сёгуну. В глазах Рику блеснули слезы, а перед внутренним взором Оиси возникла благосклонная улыбка его господина.

Тикара в последний раз поклонился отцу и отошел в толпу, к матери, бросившейся ему навстречу. Сердце Мики переполнилось радостью, и девушка печально взглянула на Кая.

Коленопреклоненные воины замерли. Их белоснежные кимоно сливались в одно целое с белизной цветущих вишневых деревьев. Кай по праву находился среди ронинов, которые, став его друзьями и боевыми товарищами, приняли его как равного.

Мика смотрела на безмятежно спокойное лицо Кая, вспоминая мальчишку с лицом небожителя- тэннина . Когда-то она считала, что Кай остался жить в замке, потому что не нашел пути на небеса, и боялась, что однажды он исчезнет из ее жизни.

В глазах Кая отражался облик юной красавицы, которая пела ему колыбельные… с которой он бегал по лесам и полям… которая однажды, украдкой от всех, подарила ему поцелуй…

Кай прикоснулся к листку с предсмертными строками, поднял голову и взглядом дал Мике понять, что это стихотворение написано только для нее.

Оиси отвел взгляд от Мики, которая сидела рядом с сёгуном и пристально смотрела на Кая. Самурай оглядел своих товарищей и кивнул. Ронины, воздев клинки, ждали последнего знака от своего предводителя. Все присутствующие, даже воины сёгуна, почтительно склонили головы.

Кай поднял голову, последний раз вдохнул свежий весенний воздух, поглядел на небо, словно вбирая в себя его вечную красоту… «Есть вещи, ради которых стоит умереть…» – подумал он.

Оиси подал знак, и ронины сомкнули круг.

Ветви сакуры шелестели под ветром, усыпая белоснежными лепестками окровавленную землю, словно отмечая конец и начало вечного круговорота времени. Будущее известно только богам, для которых круг неотличим от спирали нескончаемого цикла перерождения.

Япония, 1702 год

Как и год назад, Мика стояла на мосту над рекой, сжимая в руках листок с предсмертными строками. Ее сердце полнилось глубокой печалью. Прошел всего год с тех пор, как она покинула Ако, не ведая ни своей участи, ни судьбы своих близких. Тогда дух ее отца витал над могилой, скорбя о несправедливой доле, выпавшей провинции Ако.

А теперь она снова одиноко стояла на мосту над бурлящей рекой, словно время повернулось вспять.

Листок с предсмертным стихотворением Кая Мика разворачивала дрожащими руками, словно боясь, что внезапный порыв ветра вырвет бумагу из неверных пальцев и унесет, как унесла судьба Кая, Оиси и остальных смельчаков, которые принесли свои жизни на алтарь справедливого возмездия.