Владислав Русанов - Братья крови

С виду – обычный горожанин в куртке-«аляске», высоких ботинках, потертых джинсах. Невысокого роста, плотный. Нос картошкой, опухшее лицо, глаза-щелочки с набрякшими сливовыми мешками и трехдневная светлая щетина на щеках. В толпе он затерялся бы, как селедка в морской пучине. Даже сейчас он запросто мог сойти за возвращающегося домой подвыпившего гуляку. Если бы не одно «но»… Нечего подвыпившему гуляке делать в Китай-городе в три часа ночи. Куда он может идти? Я – другое дело. Слишком много воспоминаний прошлых лет и прошлых веков. Я останавливаюсь всякий раз в «Метрополе»—денег не жалко, деньги приходят и уходят – и по ночам выбираюсь вот так побродить по Старому городу. Спускаюсь к набережной Москвы-реки постоять, помолчать, вспомнить былое. Она все такая же, как и сотню лет назад. Вот если бы не уродливый гигантский монумент Петру Алексеевичу…

Человек меня, признаться честно, заинтриговал.

Кто он?

Охотник?

Вряд ли… Если в Москве существует отделение Ордена, то наверняка им известны мои приметы, а следовательно, они должны знать, что я безопасен. Я чту законы. Даже человеческие. И уж тем паче, я чту закон Великой Тайны.

Наемник князя Москвы? Зачем? Прозоровский [4]умен, не пытается разглядеть заговор там, где его нет и быть не может. Поэтому, если бы он узнал о моем прибытии в столицу России до официальной аудиенции, то обязательно прислал бы кого-то из своих приближенных с вежливым, но жестким выговором. А потом направил бы письмо моему Князю. Глядишь, еще и выиграл бы на моей оплошности. Но уж посылать человека для глупой слежки он не стал бы точно. А в том, что за мной шагает человек, нет никаких сомнений – никто из кровных братьев не позволил бы себе так выглядеть. Будто сутки спал на вокзале, не раздеваясь.

Тогда кто? Хваленые спецслужбы человеческих государств? ФСБ? СБУ? ЦРУ? Смешно… Не хватало еще сигуранцу и абвер припомнить. В двадцать первом-то веке… Нет, думаю, они тоже подобрали бы профессионала, а точнее, воспользовались бы достижениями так называемой науки и техники. Я не вникаю в эти современные устройства, но Збышек, мой кровный слуга, увлечен многими – смотрит телевизор, утверждая, что из ящика с цветными картинками можно почерпнуть много полезных сведений о мире и взаимоотношениях держав; убирает в доме при помощи странного гудящего устройства под названием пылесос…

Впрочем, я отвлекся.

Может быть, я зря ломаю голову, выдумываю что-то? А на самом деле за мной идет охотник, но не за нечистью, а за чужими кошельками. Такое тоже случается. Давно меня в последний раз пытались ограбить. Кажется, лет семьдесят назад. Или восемьдесят? Не помню точно. Вот перекошенное лицо незадачливого разбойника запомнил отлично.

Что ж, если он хочет проверить содержимое моих карманов, пусть приблизится. Даже Прозоровский не сможет осудить меня. Самооборона…

Сперва я решил свернуть в Рыбный переулок, но вовремя вспомнил, что он упирается в православный храм. Нет, не пойду – опять мутить начнет, голова разболится. Лучше через сотню шагов нырнуть в Хрустальный. А там поглядим, кто есть кто. Зевак на улицах не видно, только кое-где стояли припаркованные автомобили и возвышались сугробы. Плохо убирали снег в Москве этой зимой.

Смахнув снежинку с воротника пальто, я краем глаза посмотрел на преследователя.

Он оказался стреляным воробьем. Картинно поскользнулся, уронил перчатку и, нагнувшись, принялся шарить в снегу, якобы отыскивая ее.

Ну и гусь! Нет, все-таки стоит его попугать, иначе не отстанет!

И тут воздух вокруг меня, казалось, сгустился, замедляя движение. Уколы тонких иголочек побежали вдоль хребта, а виски сдавил тугой обруч.

Очень похоже на колдовство!

Неужели я угодил в ловушку Ковена?

Тогда, выходит, что человек, преследующий меня, могучий чародей, раз я, с моим опытом, не почуял его силу? Или не хотел почуять? Расслабился, загордился и пропустил коварный удар?

Тревожные мысли пронеслись в моей голове за считаные доли мгновения, а тело уже начинало действовать без вмешательства разума. В длинном прыжке я перемахнул сугроб… Вернее, попытался перемахнуть. Будто невидимые веревки опутали лодыжки в высшей точке прыжка, дернули. Я покатился, будто беспомощный калека, потерявший вдруг костыли. А обруч, обхвативший череп, сжался еще сильнее. Тупая боль пронзила виски и затылок.

Ах, вот ты как!

Ну посмотрим, кто сильнее!

Холодная ярость хлынула из живота через солнечное сплетение к сердцу. В такие мгновения я сам себя боюсь. Однажды, лет четыреста тому назад… Впрочем, сейчас не до воспоминаний.

Извернувшись в падении, я приземлился на четвереньки и тут же вскочил, готовый сражаться. Пускай воздух по-прежнему сковывал движения, будто патока, пускай чужое колдовство вгрызалось в череп, а иголочки, колющие спину, превратились в кинжалы, я был воином шестьсот лет! Попробуй взять меня малой кровью, чароплет!

Кажется, последние слова я прорычал, разворачиваясь лицом к странному человечку в серо-зеленой куртке, который бежал ко мне, сжимая в кулаке какое-то огнестрельное оружие. Кажется, пистолет Макарова.

Преодолевая сопротивление воздуха, я шагнул ему навстречу.

Если чьей-то крови и суждено пролиться сегодня, то не моей. Я знал, что он видит. Глаза мои вспыхнули багровым светом, верхняя губа приподнялась, а из десен выдвинулись два длинных клыка.

Но человек не остановился, не шарахнулся в ужасе. На опухшем лице с недельной щетиной промелькнуло лишь мгновенное замешательство, а потом палец надавил спусковой крючок.

Медленно-медленно сияющие пули вырвались из тупого дула.

Сияющие для моих глаз – так мы видим любое изделие из серебра, вдобавок освященное в любом из храмов, будь то православный или католический.

Сперва я дернулся в сторону, пытаясь уклониться, но почти сразу понял, что выстрелы нацелены гораздо выше моей головы.

И тут могучий удар сбил меня с ног. Правое плечо ожгло острой болью.

Вывернув шею, как никогда не смог бы человек, я глянул вверх.

Косматая туша проплыла на фоне звездного неба.

Прямо надо мной она встретилась с освященными пулями. Дернулась, но не замедлилась ни на йоту.

А человек продолжал стрелять. Он сжал пистолет двумя руками, закусил губу и побелел, как покойник, но не отступил.

Серебро входило в тело неизвестного зверя или чудовища, призванного колдовством? Летели клочья бурой шерсти. Каждое попадание вызывало глухое взрыкивание, но и только.

Два десятка метров, разделявшие их, мохнатая тварь преодолела за считаные мгновения – два-три прыжка, как мне показалось. На лету оттолкнулась от «тойоты» и обрушилась на человека, который уже не бежал, а стоял и с выражением обреченной решимости давил и давил на гашетку. К сожалению, оружия с бесконечными патронами даже изощренный ум людских ученых придумать еще не сумел.