Владислав Русанов - Братья крови

– Читал.

– Я просто уверен, что они связаны с тем зверем, который набросился на вас и убил Юру. А начальство мне заявило, что я таким образом хочу изобразить бурную деятельность, показать, что не зря проедаю государственные деньги. Посоветовали взять отпуск и подлечить нервы. А смерть майора Семецкого списали на его собственную халатность.

– Но вряд ли я чем-то смогу вам помочь. Я и сам-то ничего не знаю. Какие-то догадки, сомнения, подозрения…

– Однако вы не выказали удивления, когда я связал эпидемию и появление странного зверя.

– Я и сам пришел к такому же выводу.

– Значит, мы поможем друг другу? Заметьте, Анджей, я не призываю вас работать в паре. Просто обмениваться время от времени информацией.

– А чем я смогу вам помочь? Я не знаю, как появление фейри изменяет наш мир.

– Фейри?

– Тот зверь… Это на самом деле – выходец из другого мира. Он существует рядом с нашим.

– Параллельный?

– Можно так говорить, хотя термины геометрии неприменимы к таким понятиям, как многообразие миров. Понимаете, Олег, я раньше не слишком интересовался ими. Так… Что-то слышал здесь, что-то там. Но я знаю, что прорыв фейри в наш мир редко приводил к добру. Подробнее следует расспросить моих старших соплеменников.

– Старших? Ну да… Простите, Анджей, а если не секрет, сколько вам лет?

– Не секрет, – я помял плечо через одежду. Раны, оставленные пулями, полностью затянулись. Даже следов не осталось. – Просто у нас не принято обсуждать возраст друг друга.

– Простите, ради бога… – Он заметил, что меня передернуло, и еще раз извинился. – Извините, не хотел.

– Вам простительно. По секрету – в прошлом году исполнилось шестьсот лет, как я умер для мира людей.

Полковник присвистнул:

– Ничего себе! А те, кто старше вас…

– Это не мои секреты.

– Да. Я понимаю.

– Вы лучше скажите… – Я поднялся с кресла, сбросил безнадежно испорченный жакет. Надо было бы переодеться, чтобы не вызывать лишних вопросов. – Скажите, Олег, удастся обойтись без задержания, подписки о невыезде и так далее?

– Когда у вас билеты на самолет?

– Должны быть на завтра.

– Я сам провожу вас в «Шереметьево».

– Спасибо, – я протянул полковнику ладонь, которую тот пожал после секундного колебания. Пожал и даже не поморщился. – А сегодня, когда все закончится, отвезете меня по адресу, который я назову?

– Я понимаю – вам от солнца нужно прятаться. Хотите, у меня пересидите. Я – один живу. Соседи не любопытные.

– Не надо приглашать вампира в гости. Мы еще плохо друг друга знаем для доверительных отношений, не так ли?

Спицын побледнел, сглотнул подступивший к горлу комок, но кивнул:

– Как скажете.

В гостиничном коридоре загрохотали сапоги, а через мгновение в номер ворвался ОМОН в бронежилетах и с укороченными автоматами на изготовку.

Год 1447 от Рождества Христова

Кровные браться, в отличие от людей, обращают слишком мало внимания на течение времени. Поначалу мне казалось удивительным, сколь неторопливо решаются важные дела, ведутся переговоры и встречи между влиятельными князьями. И лишь потом я сообразил – причиной всему, во-первых, бессмертие, а во-вторых, вынужденная необходимость бодрствовать лишь половину суток. Только самые старые и сильные вампиры просыпаются днем, но при этом вынуждены вести скрытное существование, опасаясь малейшего солнечного луча. А в те далекие годы я не мог никоим образом отнести себя к высшим вампирам. Едва оперившийся птенец, постигающий законы и обычаи сообщества, я забывался во сне без сновидений перед рассветом и поднимался с ложа лишь после заката. Вот тогда-то в краковских подземельях и начиналась развеселая жизнь.

В гости к Лешко Белому съехались Мастера со всех концов Великой и Малой Польши, Мазовии и Померании, Силезии и Богемии. Кое-кто прибыл и из более отдаленных земель. Мне довелось познакомиться с выходцем из Пруссии – суровым рыжим парнем, который ворчливо жаловался на притеснения церковников. А через неделю повезло танцевать бранль [38]с хохотушкой-вампирессой из Далмации.

Мы, молодые кровососы, как говорил пан Збигнев Вроцлавский, развлекались изо всех сил. Балы, где медленные величавые танцы, наподобие паваны [39], сменялись искрометными хороводами, принятыми в среде пастухов или мастеровых. Состязания певцов и поэтов, где молодые вампиры исполняли канцоны и альбы, сонеты и баллады, как собственного сочинения, так и признанных мастеров изысканного слога. Философские диспуты и демонстрация алхимических опытов. Учебные схватки на мечах, секирах и просто голыми руками. Магические поединки, за которыми, впрочем, всегда присматривал кто-то из Мастеров, чтобы птенцы, поддавшись азарту, не зашли слишком далеко. Любители искусства вволю обсуждали картины итальянских и фламандских мастеров, бронзовые и мраморные скульптуры, собранные в многочисленных залах подземного дворца Лешко Пяста.

Изредка старшие вампиры устраивали для собственного развлечения выезды, при этом каждый набирал свиту из молодых. Мы носились по лесам и полям, окружающим город Крака, весело хохоча, топтали крестьянские посевы, отчаянными криками будили холопов в их жалких лачугах, пугали на ночных дорогах припозднившихся путников. Нисколечко не удивился бы, узнав, что в тот год появилось множество новых историй о Дикой Охоте. Примечательно, что нападать на людей нам строго-настрого запрещали, дабы не привлекать внимания охотников и церкви.

Питались мы кровью привезенных издалека, аж из Сербии, пленников, где посредники князя Лешко закупали их на невольничьих базарах у турецких работорговцев и тайно доставляли в Польшу. Однако убивать предназначенных в пищу людей дозволялось лишь Мастерам. Птенцы довольствовались лишь кровью.

Но кого это заботило?

Вампиры-юнцы веселились, флиртовали, влюблялись.

Кроме меня.

С первых же дней пребывания в Кракове – а вернее, под Краковом – все мои мысли занимала принцесса из далекой Британии – пани Агнесса. Ее небесные глаза и золотистые локоны врезались мне в сердце огненной печатью. Где бы я ни проводил время, я думал лишь о ней. Когда Агнесса появлялась в залах, обычно сопровождаемая принцем Патриком либо кем-то из наших князей, я забывал обо всем. Мог лишь стоять и, разинув рот, дивиться на неземную красоту.

Вскоре я стал замечать – ведь влюбленные всегда подозрительны и недоверчивы, когда дело касается предмета их воздыханий, – что не один я замираю в присутствии принцессы Карлайла и Кумбрии. Слишком много неживых сердец разбилось в то лето и упало к ее прекрасным ногам, словно захваченные с бою вражеские знамена под копыта коня. Среди них оказалось и сердце моего приятеля Чеслава.