Владислав Русанов - Братья крови

Однорукий медленно вставал на ноги.

Снова на дороге появился волк. Припадая на передние лапы, он закружил около вампира, отвлекая, давая мне возможность прийти в себя.

Мой враг повернул лицо к Грише. Оборотень рухнул как подкошенный, засучил лапами, выгибая спину. Из запрокинутой к луне пасти вырвался жалобный визг.

Пронзительной болью отозвалось мое плечо, простреленное серебряной пулей. Этот шрам, в отличие от сотен других, останется со мной навеки, до последнего объятия Великой Тьмы.

Но не зря люди считают страдания спасительными и очищающими иной раз.

Боль в плече смыла, будто водопад, чародейское наваждение, туманившее разум.

В два шага я поравнялся с одноруким, сграбастал его за ворот дорогого пальто и за брючный ремень, рывком поднял над головой, ударил оземь.

Дорожное покрытие зазмеилось паутиной трещин.

Вампир обернулся через плечо. Левая половина его лица была свезена об асфальт до кости, только голубой глаз яростно сверкал в мешанине клочьев кожи и обрывков мышц.

– Будь ты прок… – начал он, но не успел договорить.

Сжав ладонями его череп, я провернул. Он взвыл, прикусив язык.

Рвались сухожилия, ломались позвонки.

Второй оборот, третий.

Юные глаза бешено вращались в глазницах до тех пор, пока я не поднатужился и не оторвал ему голову.

– Это тебе за все, мразь! – прошипел я, выпрямляясь и отбрасывая череп однорукого с истлевшей плотью в снег.

– Анджей, вы в порядке? – донесся слева осторожный голос.

Спицын, полковник ФСБ, держал пистолет в опущенной руке, но подходить ближе не спешил.

– Обращен где-то после Великой Отечественной, – кивнул я на труп, представлявший довольно неприглядное зрелище. Гораздо лучше выглядят упокоенные кровные братья возрастом двести и больше лет. Совсем отвратительно – свежие, разменявшие пару десятков. – Доброй ночи, Олег Иванович.

– А я, признаться, не верил до конца, – покачал он головой. – Как у вас на Украине говорят? Хохол доки не помацае, не повiрить. [108]Так?

– Само собой. Эта пословица символизирует неистребимую тягу украинского народа к философии Канта с его пониманием чувственного восприятия как субъективного способа познания мира… Как вы меня разыскали?

– Ну вы же не выключили телефон, – улыбнулся полковник и тут же насторожился.

К нам быстрыми шагами приближался Пашутин.

– Познакомьтесь, – я шагнул в сторону. – Полковник Спицын Олег Иванович. – Эфэсбэшник коротко кивнул. – Пашутин Николай Николаевич. Уж простите, звания не знаю. Но вы коллеги.

– Если бы не Хрущев, был бы генералом, – ответил оборотень. – Госбезопасность?

– Так точно.

– Народный комиссариат внутренних дел.

– Не выглядите на ветерана.

– Я хорошо сохранился. Анджей, – он указал дулом нагана на остатки однорукого, – вы не подумали спросить, кто его послал?

Мне стало стыдно.

– Я слишком разозлился.

– Заметно.

– А как там наш Гейзерих?

– Пойдемте, поглядим.

Офицеры госбезопасности пошли к «УАЗу», а я чуть-чуть задержался, разглядывая убитого мной вампира. Что за ребячество? Уж в моем-то возрасте следовало подумать, что врага выгоднее взять в плен, а не убивать. Ладно, сделанного не воротишь. Я направился следом за нечаянными помощниками и не мог не удивиться, насколько они были похожи друг на друга. Нет, не внешне. Тут-то как раз ничего общего. Оборотень стройный, темноволосый с проседью, а полковник коренастый, лысоватый, светло-русый. Но повадка. Движения плеч, пружинистый шаг, настороженность во всем теле и готовность кинуться в бой. В самом деле, эти ребята бывшими не бывают.

Увидев изуродованный очередями в упор автомобиль, Спицын только присвистнул.

– Ходовая в порядке, восстановлю, – отозвался Пашутин.

– Убираться бы отсюда надо, – Олег Иванович кивнул на трупы в камуфляже. – Сейчас кто-нибудь проедет, дадут знать куда следует. Вы сможете «отмазаться» от питерских ментов?

– Смогу, но хотелось бы обойтись без них, – оборотень открыл дверцу и выругался сквозь зубы.

Александр умер быстро. Две пули в область сердца, одна прошла сквозь висок, забрызгав весь салон кровью, осколками черепа и мозгом. Гейзерих еще дышал. Ему тоже пули угодили в туловище, пробив, по всей видимости, легкое. На губах черного археолога пузырилась кровь.

Я тронул его за плечо.

Человек слабо застонал.

– До больницы не доживет, – подвел итог Спицын.

– Ну вот. Теперь ни одного информатора, – вздохнул Пашутин. – Столько усилий впустую.

– Погодите, – я похлопал Гейзериха по щекам.

Его глаза раскрылись. Мутный, наполненный болью взгляд.

Я вперился ему в зрачки, обратившись к магии кровных братьев. Это оказалось нелегко – кто бы подумал, что схватка с одноруким отберет так много сил?

– Боли нет, – сказал я человеку. – Она ушла. Почувствуй.

Его глаза просветлели. Но тут же пришло понимание, откуда вкус крови во рту.

– Я выживу?

– Боюсь, что нет. – Рыцарю не пристало лгать. Даже ради выгоды. – Но мы отомстили за тебя. Не ушел ни один. И за Зигфрида с дружками тоже.

– Это они?

– А ты как думаешь?

– Они…

– Жаль, что меня так быстро подстрелили… Я бы их зубами…

– Ничего. Мы справились.

– А вы крутые мужики.

– Есть немножко. Гейзерих… Ты скоро умрешь. Видишь, я честен с тобой.

– Спасибо.

– Люди, которые убили тебя, не заказчики. Они исполнители. Хочешь отомстить по-настоящему? Хочешь, мы найдем заказчиков и расправимся с ними?

– Хочу.

– Скажи нам, где меч. Найдем меч – найдем и заказчиков.

По лицу черного археолога пробежала судорога не телесной, а душевной боли.

– Я не знаю, где меч. Я не знаю, кому Зигфрид его продал. Клянусь.

Пашутин вздохнул и отвернулся.

– Вы можете его исцелить? – шепотом спросил Спицын.

– Начитались фантастики? – ответил я.

– Нет, но когда сталкиваешься со сверхъестественным, то волей-неволей…

Я отмахнулся от эфэсбэшника. Наклонился ближе к умирающему.

– Гейзерих…

– Меня Василием зовут.

– Как верблюда… – сдавленно хихикнул Олег Иванович. – Простите, Анджей. Это нервы.

– Василий, – я наклонился еще ближе, едва не касаясь лица черного археолога. Сладкий аромат крови щекотал ноздри. – Я тебе верю. Опиши хотя бы меч. Ты же видел его?

– Видел.

– Тогда опиши. Я буду искать меч, а когда найду, отомщу тем, из-за кого ты умираешь.

– Сейчас… С виду – обычный меч. Скандинавский или русский. Ну такой… прямой…

– На конце скругленный, – подсказал я.

– Да. Рукоятка простая. Оплетка сохранилась. Кожа. Украшений нет. Противовес – кругляк…

– Шар?

– Да, шар.

– Особые приметы?

– Да какие там приметы – простецкий меч. Мы и не поверили сперва, что самого Александра Невского… А, вру! Была одна примета.