Анатолий Дроздов - Беспризорный князь

– Что?

– Поднести дар и спросить: пойдет ли за меня?

– Отца почему не просишь? – нахмурился лях.

– Спросил бы! – не стал спорить Олята. – Непременно. Но прежде ее. Ежели не люб, чего к тебе идти? Насильно мил не будешь.

– Ишь, какой! – хмыкнул лях. – Куба! Кликни Гузицу! Иди! – Добавил, видя, что холоп колеблется: – Как-нибудь справлюсь…

Холоп исчез. Лях уставился на Оляту, разглядывая его с видимым интересом. Уноша не остался в долгу. Ляху это не понравилось, он снова нахмурился. Олята понимал, что ведет себя дерзко, но с другой стороны: зачем было его вязать? Трудно было спросить? Нашли татя! Неизвестно, чем кончилась бы игра в гляделки, но вернулся Куба. За ним шагала баба в убрусе и линялой поневе. Правой рукой она сжимала замызганный рушник. «Гузица!» – догадался Олята. Была Гузица поперек себя шире, на ее могучей груди легко поместился бы младенец, причем вместе с колыбелью. Вместе с бабой в горницу явился запах жареного мяса, подгоревшего молока и еще чего-то кухонного, из чего Олята заключил, что неведомая ему Гузица не кто иная, как стряпуха.

– Знаешь его?

Лях указал Гузице на пленника. Та подслеповато сощурилась.

– Знаю! – ответила густым басом. – Олята, княжий сотник. На смоках летает.

– Что?!

Подскочивший от этих слов лях едва не протаранил головой низкий потолок.

– Еще он шурин князю Ивану! – добавила Гузица. – Княгинька – его родная сестра, а младенец-княжич, которого недавно крестили, доводится Оляте племянником. Был бы сотник братом Ивану, то княжич считался бы сыновцем…

Гузица, как было видно, всерьез намерилась просветить хозяина о тонкостях родственных отношений княжьего двора, но лях замахал руками, и Куба, развернув повариху, подтолкнул ее к двери. Та сделала попытку упереться, но холоп оказался сильнее.

– …А еще Олята княжичу – вуй!.. – донеслось из коридора, после чего бас поварихи стих.

– Садись! – сказал лях, указывая на лавку. Олята степенно присел. Разобрались, наконец!

– Княгиня Анна тебе и вправду сестра?

Олята нахмурился. Сказали ведь! Однако кивнул.

– Не похожи.

– Мы двойнята! – обиделся уноша. – Она в мать пошла, а я в отца. Только я родился первым!

– Роду вы какого? Правду говорят, что из смердов?

Олята обиделся. Ежели князь не видит различий между смердом и боярином, тебе дело? Ссориться, однако, не хотелось. Юлиуш – отец Дануси.

– Смерды на земле сидят, – стал объяснять Олята. – Коли ушел – вольный людин. Взял меч и пошел в дружину, стал княжьим ближником…

– Шляхтичем, – сказал лях.

Олята кивнул, не желая спорить. Какая разница?

– Что тебя боярином не жалуют?

– Боярин на земле сидит! – улыбнулся Олята. – Мне-то зачем? Другие дела есть!

– На смоке летаешь?

Олята не ответил. Тем, кто имел дело со смоками, строго-настрого запрещалось об этом рассказывать. За то и жаловали. Хозяин смока приравнен к десятнику, Олята над ними – сотник, даже стража озера получает в полтора раза выше обычного жалованья. Вот и держат язык за зубами. Гузица, однако, знает. Интересно, от кого? Хорошо, конечно, что она его признала, но все ж…

– Дочку мою сватаешь, а таишься! – упрекнул лях.

– Так ты не отдал! – возразил Олята.

– Куба! – кивнул лях вернувшемуся холопу. – Кликни Дануту!

Олята замер. Сейчас решится. Холоп исчез. За дверью послышались легкие шаги, в горницу влетела Дануся. Единственная, любимая и желанная. Увидев Оляту, она замерла и покраснела. Лях, заметив, ухмыльнулся.

– Сотник принес тебе дар, дочка!

Лях глянул на Оляту. Тот, стараясь сдержать прыгающее сердце, встал и протянул платок с серьгами Дануте.

– Ой! – сказала та. – Это что?

Данута зачарованно взяла с платка сережку, поднесла к глазам.

– Неужели?..

– Лал! – подтвердил лях. – Не сомневайся!

– Вправду мне?

– Так! – сказал Олята, тая сердцем. – Бери, коли угодил!

Дануся схватила вторую сережку, мигом вдела обе в розовые мочки, предварительно достав из них серебряные. После чего, крутнувшись, исчезла.

– К зеркалу побежала! – пояснил лях, улыбаясь в усы. – Вишь, Михал, по сердцу ей твой дар. Теперь скажешь?

«Ладно! – подумал Олята. – Если Гузица знает…»

– Летаю! – вымолвил тихо. – Более того, старший над смоками.

Он признался с единственной целью: дать понять, почему сотником в столь юных летах. Бахвалиться Олята не любил.

Лях впечатлился. Застыл, пожирая гостя взглядом. «Будешь знать! – мысленно усмехнулся Олята. – А то – тать…»

Если б он мог проникнуть в мысли отца Дануты, то очень удивился: Юлиуш думал совсем о другом. «Тысяча золотых! – ликовал лях. – И это для начала! Земли, титул… Куба – дурень! Верный пес, но ума, как у курицы. Чтобы тать явился в шелках и с золотом… А вот дочка – умница, сразу разглядела… Год подобраться не мог, а он сам! Теперь, главное, не спугнуть…»

– Не гневайся, боярин, – сказал Юлиуш, – что не честью встретили. Кто ж знал?

Олята склонил голову, подтверждая, что не в обиде.

– Коли по сердцу тебе Дануся, отдаю!

Олята вскочил и отвесил земной поклон – как положено будущему тестю.

– Садись! – улыбнулся лях. – Эй, кто там! Вина!

Спустя короткое время будущие тесть и зять сидели напротив, потягивая из кубков ромейское. Олята, не привыкший к вину, захмелел почти сразу, но от предложения ляха подлить не отказывался: сором! Еще подумает, что жених слабак. Только заметив, что лицо Юлиуша стало расплываться, он взял себя в руки.

– Досыть! – сказал, закрывая кубок рукой. – О свадьбе завтра срядимся. Зашлю сватов…

– Зачем? – поспешил лях. – Можно и самим. Ты – сирота, у меня родни нет. Одна Дануся… Згода?

Олята подумал и кивнул.

– Но будет у меня к тебе, боярин, два условия.

Олята, несмотря на хмель, насторожился. Чего удумал лях?

– Первое: венчаться в костеле! Перед тем перейдешь в лоно святой католической церкви. Иначе моего согласия нет!

Олята кивнул. Не страшно. В Галицком княжестве любая вера в почете. Бог все равно один.

– Второе: венчание состоится в Кракове!

– Почему в Кракове? – удивился уноша.

– Потому, Михал, что перейдешь ты на службу к моему королю. Не сомневайся, примет, как родного! Одарит богато! Рыцарем станешь, да что там рыцарь – графом! А Данута моя – графиней! Земли дадут, холопов. Ты только смока приведи, а после и других сыщи. Королю их много нужно. Главным над змеями будешь! Воеводой! Князья кланяться станут! Потому как их много, а ты один. Уразумел?

Олята почувствовал, как хмель вылетает из головы. «Это что ж? – подумал удивленно. – К измене ладит? Да я его!..»

Унош схватился за возвращенный ему кинжал. Лях отпрянул. «Нельзя! – одернул себя Олята. – Отец Дануси! Но как же свадьба?..»

Ответа на этот вопрос не было. В душе Оляты любовь боролась с долгом, и долг победил. Как ни мила ему Дануся, как ни желал он ее, но предать Некраса, сестру, побратимов представлялось Оляте невообразимым. Где б он был, если б не они? Проклятый лях! А он-то поверил…