Александр Сивинских - Конклав ночи. Охотник

– Его уже можно будить?

– Будить-то можно. Разбудить не получится. По крайней мере сегодня.

Так оно и оказалось. Промучившись минут пять, я оставил бесплодные попытки. Забросил Эмина на плечо и, проклиная свою доброту, побрел к машине. Путь лежал в гору, низкое солнце било между стволами деревьев точно в глаза. Я щурился.

У меня не было ни малейшего желания возвращаться в село. Даже Любу видеть не хотелось. Впрочем, она зазывала в гости после девяти вечера, а сейчас едва перевалило за семь. Время передумать еще оставалось.

Вспомнив слова Артемьича о том, что уехать из Шилово можно через брод возле фермы, я направил машину туда.

На ферме пахло разогретым металлом, дуговой сваркой, хвоей и краской. Чудовищно худой мужик в брезентовом фартуке варил могильную оградку из шестигранных прутьев с пиками наверху. Несуетные старухи в темных платках вязали пихтовые веночки. Похожая на учительницу женщина выводила на черном крепе русские и арабские письмена. Двое не совсем трезвых парней сколачивали из свежеструганых досок длинные скамьи, шумно споря о том, как мусульмане хоронят покойников – сидя или лежа, в гробу или в одной простыне. До меня никому не было дела.

Я разыскал охранника, попросил открыть контору и перенес Эмина в кабинет Джамала Юсифовича. Там уложил на диван, наказав не будить до утра. К счастью, охранник оказался не из въедливых и вполне удовлетворился объяснением, что парень перебрал с горя – как-никак родного дядюшку потерял.

Брод был по ступицу колеса, а дорога за ним – отсыпана белой известняковой крошкой и неплохо накатана.

Километра через четыре впереди показался путник. Очень широкий, он шел навстречу, прямо по центру дороги, и было в нем что-то неестественное. Казалось, его ноги ниже колен вдвое короче, чем у нормального человека. Каждый шаг отмечал столбик белой пыли, словно под подошвами взрывались петарды. Пыль висела не дольше секунды, после чего бесследно рассеивалась. При абсолютном безветрии. Я снизил скорость, хоть и без того еле полз, помигал фарами, посигналил. Он не реагировал. Пёр, будто собрался на таран.

Мы сблизилось, я остановился и вылез из машины. Я давно рассмотрел, что это Чепилов, только никак не мог понять, что у него с ногами. А когда понял, боялся поверить глазам. Шаг за шагом ноги Ивана Артемовича погружались в дорогу. Тонули, точно под ними лежала жидкая грязь, а не утрамбованная щебенка и гравий. Меня одолела жуть. Даже в подвале Председательницы мне не было так страшно, как здесь, под ясным небом.

Уткнувшись в бампер, Чепилов остановился.

– Екарный бабай, Артемьич, – сказал я. – Ты чего творишь? Дорога и так плохая.

Он медленно поднял голову. Лицо было темным, будто Чепилов только что вылез из угольной шахты. Под глазами набрякли мешки, губы пунцовели, как у исцелованной девки.

– А, ветеринар. Опять огреб. И от кого на этот раз? – Он протянул руку, словно хотел проверить, не поддельные ли у меня синяки и царапины, не размажутся ли потеками краски. Я отшатнулся: от пальцев веяло жаром.

– С бывшей подружкой поругались.

– Тяжеленькая у нее рука.

– Ну ты-то всяко тяжелей. Земля не держит.

Артемьич опустил глаза, недоуменно хмыкнул.

– Ты тоже видишь? А я-то думал, мерещится.

Он поочередно вытащил ноги из ям. Ступни оказались необутыми, в рваных, пропыленных насквозь носках. Больше он не проваливался.

– Похоже, крепко тебя колдун загрузил, – заметил я.

– Так и есь. Все грехи за сто лет переложил. Если не больше. Будто у меня своих не хватало.

– Что делать-то теперь с ними будешь?

– Дак жить, – просто и спокойно ответил Артемьич. – Ты ведь живешь со своими, и ничего.

– Своя ноша не тянет, – отмахнулся я. – Замолю в старости.

– Так оно, конечно. Только ведь ты сегодня на себя еще и чужую повесил. Да как бы не тяжельше моей. – Он помолчал, явно что-то обдумывая, и вдруг предложил: – Давай заберу ее у тебя.

– Знаешь, Иван Артемьич, иди-ка ты на хрен с такими предложениями, – сказал я.

– Чего так сразу? – огорчился он. – Может, подумаешь минутку?

Я начал сатанеть. Мало мне было вурдалаков, еще и колдун нарисовался. С замашками не то духовника, не то психоаналитика.

– Отвали, пока по зубам не схлопотал.

– Понимаешь, чем расплачиваться придется, – протянул он, то ли сожалея о моей осмотрительности, то ли одобряя ее. – Ладно, больше предлагать не буду. Найду кого-нибудь посговорчивее.

– Правильно. Главное, ищи такого, чтоб щекотки не боялся.

– Спасибо за совет, Родя. Обязательно воспользуюсь. А сейчас уезжай. Да смотри не оборачивайся, – предостерег Чепилов почти с угрозой. – Худо будет.

Забравшись в машину, я решился-таки, перегнулся через дверцу и протянул руку для пожатия:

– Бывай, Иван Артемьич.

Он дернул головой, как отгоняющая слепня корова, заложил руки за спину и быстро зашагал в сторону фермы.

Нестерпимо хотелось посмотреть ему вслед. Хотя бы в зеркало заднего вида. Все происходило абсолютно неправильно. Человек, к которому я испытывал искреннюю симпатию, один из крайне редких небезразличных мне людей, уходил без прощания, словно чужой. Я уже почти убедил себя, что относиться всерьез к шуточкам деревенского пастуха, всем этим сказкам про колдунов и ведьм, – огромная глупость, когда за спиной послышался ритмичный звон бубенчиков. Потом к нему добавился возникший внезапно, но сразу очень громко звук гармошки, залихватский посвист и пьяные мужские крики, отдаленно напоминающие пение.

Шум приближался.

Может быть, мне стоило дождаться этой бесовской свадьбы, выяснить раз и навсегда, что никакого колдовства не существует, а после догнать Артемьича, встряхнуть хорошенько, чтоб вылетела из башки дурь, и сказать, какой он отличный мужик. Пригласить в гости вместе с теткой Татьяной. Рассказать про свою кособокую жизнь – откровенно, с кучей необязательных подробностей, как рассказывал он про свою. С Муркой познакомить. Может быть. Однако я до конца выдержал образ резкого парня, гульхантера с нервами из легированной стали. Прищурился, выпятил бетонный подбородок, отжал сцепление и грубым толчком включил первую передачу.

Из-под колес вырвались клубы белой пыли. Будто того и ждали.

Никаких чародейских следов на дороге, конечно же, не было.

Первая куча тряпья встретилась еще при входе в школьный хоздвор. Сверху она успела подсохнуть – тварь испарилась не менее часа назад. Неужели опоздал?

Второй послед сдохшего вурдалака обнаружился на недавно опиленном тополе и под ним. В развилке ветвей застряла драная кофта крупной ручной вязки, снизу лежали вельветовые джинсы и когда-то дорогие, но сейчас утратившие презентабельный вид кроссовки. Размер обуви был минимум сорок четвертый. Я представил силу существа, способного затащить здоровенного упыря на трехметровую высоту, чтобы там прикончить, и присвистнул. Не будь я уверен во взаимной ненависти Игнатьева и Мурки, решил бы, что тут поработала моя росомаха.