Марина Голубева - Клык Фенрира

– С Христом? – удивленно хмыкнул Алексей. – Ну, это же невозможно! Может, граф, того… прихвастнул маленько.

– Ты, барин, мне про их сиятельство такого не говори! – рассердился Семен. – Скажешь тоже, «прихвастнул». Ни к чему господину графу хвастаться, не перед кем кичиться, для него нет ничего невозможного. Господин граф – великий маг!

– Маг? Это колдун, что ли?

– Почему это колдун-то?! – кипел от возмущения старый солдат. – Чему вас только в ваших университетах учат? Колдовство – это бабкины сказки да суеверия всякие, а магия – наука.

Санкт-Петербург – капризный город. Словно ветреная, избалованная красавица, которая сначала дарит улыбки, а потом ускользает, скрывшись в пестрой толпе. Сегодня она мила и игрива, а уже завтра на что-то обижена. Не угадаешь, не поймешь и не застрахуешься от неожиданных перемен настроения. Такие же чудеса творятся с погодой в Санкт-Петербурге. Только что светило солнце, миг – и резко потемнело, наползли низкие тучи с Невы, и начался дождь. Мелкий, моросливый, по такому не поймешь, то ли он закончится с минуты на минуту, то ли будет надоедать сутки.

Лужа у дома графа Воронцова из-за таких природных коллизий не высыхала никогда. Карета остановилась прямо перед ней. Сен-Жермен выглянул на улицу, примерился начищенным ботинком, понял, что перепрыгнуть не сможет, и забрался обратно, велев кучеру проехать немного вперед. Впрочем, грязь оказалась коварной. Эту лужу граф миновал, но поскользнулся на обочине и съехал в следующую, испачкав не только ботинок, но и белый чулок.

Мужчина раздраженно выругался, посмотрел по сторонам и, не заметив нежелательных свидетелей позора, принялся затирать пятно пальцем. Лучше не стало – только размазал грязь по тонкой ткани. Сморщившись от досады, Сен-Жермен нагнулся, прикрыл бурые разводы рукой и прошептал заклинание. Пятно исчезло, граф поправил полы кафтана и направился к парадным дверям.

Он не ждал откровений от этого заседания, просто хотел переговорить с Романом Илларионовичем – Мастером Великой провинциальной ложи и обладателем одной необходимой Сен-Жермену вещи. Остальное графа беспокоило мало, хотя определенное любопытство он испытывал – русские масоны были весьма своеобразны. Впрочем, Сен-Жермен успел убедиться, что русские любое влияние извне способны подстроить под себя, свои убеждения и вкусы. В России не служили Делу – в России играли в масонов. Вступали в орден, чтобы подчеркнуть свой социальный статус, ради интереса, для удовлетворения амбиций. Российское общество видело в масонстве лишь модную забаву, освященную в глазах знати ее заграничным происхождением. Часто людей интересовала чисто внешняя, обрядовая сторона масонства – символика и ритуалы. Перстни с адамовой головой, напоминающие о бренности всего земного, заколки в галстуках, запонки, ленты, фартуки, перчатки, молотки, наугольники, циркули – во всем находили завораживающую экзотику.

Это было забавно и занятно, особенно потому, что самого Сен-Жермена с орденом связывало как раз то, что русское общество предпочитало игнорировать – тайные знания. Богатый, накопленный веками капитал. Часть масонских реликвий находилась здесь, в России, прямо под носом у тех, кто забавы ради именовал себя Вольными Каменщиками.

До начала собрания ложи оставалось еще около получаса, гости разбрелись по зимнему саду и холлу дома Воронцовых. Основная масса людей собралась в саду с диковинными растениями. Цветы требовали большого ухода, времени и знаний, но, услышав однажды о подобном чуде от английских гостей, зимним садом увлеклась супруга Воронцова. Это была ее головная боль и любимое детище. Все хлопоты по содержанию оранжереи окупались, когда приходили гости и выражали восторг и удивление.

Сад не отличался разнообразием растений, по-настоящему экзотичной была, пожалуй, лишь привезенная откуда-то с юга пальма, но зато интерьер был продуман до мелочей и красив. И кадки, расставленные по стенам, и плющ, ползущий по краю огромного окна, и небольшой пруд.

Граф подобной красоты за свою жизнь повидал немало и поэтому в зимний сад не пошел, оставшись лениво разглядывать картины на стенах в холле. На некоторое время потерял бдительность и тут же оказался взят в оборот вечно ноющим поэтом, автором пьес и жутчайшим занудой, но обласканным нынешней властью.

Сен-Жермен поискал в толпе более приятного собеседника, но наткнулся взглядом на того, кого увидеть здесь не ожидал. Пришлось затаиться, отступить в угол за колонну и выслушивать унылые жалобы на жизнь. Поэт с печальным взглядом был успешен, почитаем и близок ко двору, но при всем при этом почему-то считал себя обделенным то ли деньгами, то ли славой. Сен-Жермен не вникал, он с участливым видом кивал, а сам ловил обрывки фраз, доносящихся из другого конца холла. Человеческий слух слишком слаб, чтобы слышать разговор на таком расстоянии, но есть средства, позволяющие его немного усилить.

– К сожалению, ничем не могу вам помочь, герр Роза, – услышал граф и зашипел. Все же он не ошибся, и с Голицыными беседовал именно его лютый недруг – Самуил Роза.

В течение очень долгой жизни у Сен-Жермена было много врагов. Одни из них исчезали – чаще всего не по своей воле, – на смену им приходили другие. Но, как правило, граф принимал деятельное участие в приобретении своих недругов. Этот же завелся совершенно самостоятельно, как таракан за печкой. И оказался, так же как таракан, неистребим: прихлопнешь в одном месте – вылезет в другом. Обычный, никакими особыми талантами не наделенный человек, он словно задался целью превзойти Сен-Жермена если не в магии, так в подлости и коварстве. Что нужно этому прусскому прихлебателю, лжецу и мерзавцу в России, граф мог лишь предполагать, и ни одно из этих предположений ему не нравилось. Если политическая миссия Розы была кристально прозрачна – всем известно, кто его господин, то вот истинные мотивы появления в Петербурге оставались тайной.

Искоса наблюдая за беседующими, Сен-Жермен усмехнулся. Эх, не там герр Роза ищет поддержку. Большинство российских масонов преданы государыне императрице, и многие помогали ей взойти на престол. Вон как бросило в жар подошедшего к ведущим беседу братьям Елагина. Разозлился, руками замахал. Не иначе, речь зашла о цесаревне Екатерине. Ох, не любил Иван Перфильевич, когда жену будущего правителя порицают. Хоть порицать было за что. Ну, это не суть дела…

Разговор, идущий в стороне, оказался намного интереснее печалей нудного собеседника, но подойти ближе Сен-Жермен не решался – не стоит распугивать рыбу неосторожным плюханьем в воду.

– Граф! Ну, вы же совершенно меня не слушаете! – напомнил о себе поэт громким, визгливым голосом и, конечно же, привлек внимание Розы.