Инна Живетьева - Вейн

– Вот еще! – вскинулся Юрка. – Я не боюсь.

– Тогда пошли, ты будешь жить у нас.

– Жить? – Юрка прокашлялся. При каждом движении кадыка ошейник давил на горло. – Рабом, да? Обойдетесь!

Малек смотрел на него, приоткрыв рот. Губы у него обметало болячками.

– Ты не раб, ты – дань богам, – сказал Азат. – Пойдем.

Цепочка висела в воздухе, жузг не спешил ее натягивать. Юрка встал.

Шли медленно, малек старался не отставать, сопел и пыхтел. Встречные рассматривали пленника с любопытством. Азата окликали, говорили что-то похожее на похвалу или одобрение. Молодой жузг каждый раз останавливался, заводил беседу. Малек тогда хватал его за руку и поджимал хромую ногу.

Юрта, к которой пришли, не выделялась среди прочих ни бедностью, ни богатством. Азат откинул войлочный полог и потянул пленника за собой.

Внутри было темновато – свет падал сверху, из зарешеченного отверстия в куполе, в него же уходил дым. Пахло овечьей шерстью и подгоревшим жиром. Рябило в глазах от множества ковров – больших и маленьких, тканых и катаных, одно-двухцветных и пестрых. В центре, у очага, возилась пожилая женщина в наглухо застегнутом одеянии. Она бросилась к ним, хотела расцеловать малька, но тот вырвался. Хозяйка засмеялась, метнулась к Юрке и, встав на цыпочки, коснулась его лба сухими губами. Он испуганно оглянулся на Азата. Жузг прикрикнул по-своему, и женщина вернулась к очагу. Наклонилась над котлом, пряча улыбку.

Степняк разулся и велел, чтобы пленник сделал то же самое. Повел по войлочному ковру в правую половину юрты. Тут стояла низкая постель, накрытая стеганым одеялом. Над ней висели кинжалы в ножнах, украшенных чеканкой. В изголовье приткнулся ящик с плоской крышкой. На полках валялись скребки, шило, обрезки кожи. Левая сторона, наверное, принадлежала женщине – там тоже виднелась постель, но богатая, с атласным покрывалом и горкой подушек. На окованном сундуке теснились плошки и мисочки.

Азат сел, точно йог, выставив колени в разные стороны. Юрка устроился, как привык – согнул одну ногу и оперся на нее локтем. Малек привалился под бок к парню и неотрывно смотрел на пленника, трогая языком коросту на губе.

– Мой брат, Ичин, – сказал Азат. – Калима – наша мать. Отец погиб, давно. Я старший мужчина в семье. Ты здешний?

– Нет. Я из другого мира.

– Зачем ты пошел этой дорогой в божье время?

– Мне нужно в Бреславль. Если вы из-за выкупа, я найду чем заплатить. Честное слово!

Азат покачал головой.

– Голод гонит весной на эти пастбища, и, чтобы задобрить чужих богов, мы приносим им жертвы. Господин подарил тебя.

– Он права не имел! Сволочь он, а не господин!

– Почему? Умный человек, уважает богов. Мог драться, но решил дело миром. Чем плохо?

– Ну, это кому как! – Смешок получился истеричным. – Вы же меня теперь убьете?!

– Будут решать боги. Шаман чует, когда из-за их гнева путаются миры… У вас есть слово, – Азат задумался, вспоминая. – Про… Проц…

– Проекция?

– Да. Чтобы боги успокоились, мы отдаем им жертву.

– Убиваете.

– Нет, – замотал головой Азат. – В другой мир. Пусть уходит, и боги обретут спокойствие.

– Хочешь сказать, когда вы встречаете проекцию, то выбрасываете в нее пленника?

Азат кивнул.

– Сейчас межсезонье, через степь не ездят. Если не я, кого бы отдали? Корову? Давайте я вам пять штук куплю!

Руку с часами Юрка осторожно завел за спину – с жузгов станется отнять и самим продать иномирскую диковину.

– Нет, не корову. Человека. Если не ты, то очередь Ичина. Так решил Обрег.

Юрка посмотрел на малька. Тот опустил голову и шмыгнул носом, втягивая соплю.

– Ичин – калека, но он умный. Он понимает ваш язык.

Ладонь Азата тронула плешивую макушку брата. Женщина у очага заплакала.

Остаток дня Юрка просидел на цепи – ошейник пристегнули к железному кольцу, вделанному в решетчатый каркас юрты. Азат и Ичин ушли, Калима толклась по хозяйству. Выходила она редко. Когда женщина первый раз скрылась за войлочным пологом, Юрка попытался освободиться. Ошейник оказался заклепан на совесть, хотел выломать крепеж – прутья не поддавались. Калима вернулась бесшумно. Юрка заметил ее, когда женщина потянула за цепочку. Глянул с вызовом – он не обещал сидеть смирно! Хозяйка что-то крикнула, и Юрка испуганно замер. Лицо у жузги было безумное. Казалось, дернись, и гвоздями к стене приколотит.

На закате вернулся Азат, отцепил пленника. Калима следила внимательно, не рванет ли будущая жертва к выходу. Юрка не пытался, понимал, что догонят сразу. Успокаивал себя: шанс еще будет, не может не быть!

Азат сел к очагу, небрежно бросив конец цепочки на ковер. Калима укорила негромко, но жузг бровью не повел. Юрка опустился рядом, постаравшись правильно скрестить ноги. Глядя на него, улыбнулся Ичин, лизнул болячку в уголке рта. Юрка отвернулся. Из-за калеки, который долго не протянет в степи…

Ужинали бараниной с рисом. Хозяйка выложила кушанье на общую тарелку, и все брали с нее руками. Юрка помедлил, глядя, как малек копошится в еде грязными, в коростах, пальцами, но голод пересилил брезгливость. Пленника не одергивали, позволяя наесться, хозяйка даже подпихивали ему лучшие куски. Если б не ошейник, казалось – принимают гостя.

После ужина у матери со старшим сыном вышел спор. Парень хмурился, возражал, но Калима настаивала – и все-таки взяла верх. Перед тем как лечь спать, она связала пленнику руки и замотала другой конец веревки себе вокруг запястья. Юрке пришлось устроиться рядом с низенькой кроватью на женской половине юрты. Вытянулся на кошме, неловко приподняв локти. Плечи быстро затекли.

За тонкими стенками выли и грызлись собаки. Было душно. Кололся войлок, громко похрапывал Азат. Уснуть у Юрки не получалось.

Дан, скотина! Обманул, продал. Знал, что так выйдет, недаром о проекциях рассказывал. А если выбросят куда-нибудь вроде той каменной пустоши? Унюхаешь там узел, как же! Быстрее сдохнешь без воды и припасов. Или к дикарям отправят, те сожрут и не подавятся. Впрочем, оказаться без денег и документов в современном мире тоже не сахар. Нужно бежать. Он должен попасть в Бреславль!

Юрка повернулся, и ошейник сдавил горло. Звякнула цепочка. Калима тут же встрепенулась, пошарила в темноте. Скривившись от брезгливости, позволил ощупать лицо.

Дни у жузгов начинались рано: решетчатый круг в центре купола еще оставался предрассветно-синим, когда поднималась хозяйка. Женщина снимала веревку со своего запястья, туго приматывала Юркины руки к изголовью кровати и спутывала ему ноги, точно лошади. Он просыпался от ноющей боли и тихонько возился, пытаясь устроиться поудобнее. Лечь уже не получалось, додремывал сидя.