Вероника Ева - Ночь, когда пролились звезды. Том второй

Она могла бы придумать тысячу объяснений тому, почему в каждой картине отчетливо проглядывалось сходство с ее собственным лицом. Миллиард причин поверить в то, что все это лишь нелепое совпадение. Сотни фраз, чтобы разбавить неловкую тишину между ними.

Но это было бы глупой ложью самой себе.

Сердце замерло, будто Летта шагнула с большой высоты в пропасть. И сейчас этой пропастью были два серых глаза, что смотрели на нее в немом ожидании. Но она не понимала, чего он от нее ждет.

Она бы многое отдала, чтобы не стоять сейчас здесь, под этим напряженным, внимательным взглядом прищуренных холодных глаз. Она была растеряна.

Лиам почти неуловимо изменился в лице, когда она наконец смогла поднять на него взгляд. Глаза чуть расширились, дернулись желваки, поджались губы. Она никогда прежде не видела его таким. Таким… незащищенным. Он словно ждал, когда она вынесет ему смертный приговор и отведет на эшафот. И лично приведет приговор к исполнению.

А она вообще не могла произнести ни слова, словно забыла, как это делается. Внутри творилось что-то необъяснимое, буря эмоций пожирала ее изнутри, скреблась когтями, прося, умоляя выпустить ее наружу. А когда терпеть все это стало просто невыносимо, Лиам скривился то ли от отчаяния, то ли от гнева, и сделал к ней резкий шаг.

– Так и будешь молчать? – бросил он, плохо скрывая ярость. – Ты что, издеваешься надо мной?

Летта ничего не ответила и даже не обиделась на резкие слова. Потому что его глаза выражали совсем другую эмоцию, не имеющую ничего общего с гневом.

Она почувствовала его.

Впервые за все время их знакомства, она увидела настоящего Лиама. Без налета сарказма, брони из отстраненности и очков безразличия. Она увидела, что ему не все равно на то, что она скажет. Она поняла, что все – абсолютно все – что было между ними до этого момента она понимала неправильно. Все его слова, поступки и действия – все это имело абсолютно иной смысл.

– Летта, – гнев в его голосе вылился в отчаянную мольбу. Кажется, он впервые произнес ее имя. Будто сдаваясь. Словно он проиграл. – Летта, – сдавленно повторил он еще тише. И она едва не задохнулась от резких чувств, вызванных этим шепотом.

То, что происходило, сводило ее с ума. Она не понимала, что с ней творится и почему. Это очень пугало, но в тоже время, ей хотелось еще.

А после его брови нахмурились, а на лице застыла отчаянная решимость. Сделав к ней еще один шаг, он заставил ее отступить к стене и расставил руки по обе стороны от ее головы, облокотившись о стену. А после резко подался вперед. Но остановился в каком-то мгновении от ее лица, прикрыв глаза и коснувшись его дыханием.

И это мгновение между его порывом и резким отрицанием стало для нее переломным. Сердце затрепетало в груди, как сумасшедшее, разливая по всему телу кипяток, который осел где-то в районе живота и заставил ее приоткрыть губы и закрыть глаза. Она сделала это абсолютно непроизвольно. Кислород покинул легкие вместе с последними остатками разума.

Все в ее сознании смешалось в один беспорядочный поток: глупое смущение из-за каждой брошенной им фразы, его гневные взгляды, в глубине которых всегда было гораздо больше, чем он говорил, слова, идущие наперекор действиям, и ее собственные ощущения теперь, когда его лицо было так близко. Жар, смущение, растерянность, невозможность нормально дышать, оцепенение и томительное ожидание того, чего она ужасно боялась и в тоже время хотела попробовать. Как дотронуться рукой до огня, который казался таким теплым, но и опасным в то же время.

Ей не было страшно от близости его лица и потемневшего взгляда, застывшего на ее губах. Она вдруг осознала, что совсем не боится его, а напротив. Это было так естественно, так правильно.

И ей нравился этот трепет, растекающийся по телу. Она чувствовала его, чувствовала каждую его эмоцию на коже, на волосах, на губах.

И то, какой болью в нем отозвался его собственный порыв слабости она почувствовала тоже. И это словно отрезвило ее. Как пощечина.

Тогда, когда дымка, накрывшая ее с головой, резко развеялась, ей сразу стало страшно от самой себя. Как она могла думать, что это правильно, когда это ужасно, дико, бесконечно неправильно! Так не должно, не должно, не должно быть!

– Лицо, – тихо, едва слышно, выдохнула она. Ее голос предательски дрожал. – Оно везде разное.

– Да, – Лиам поднял взгляд с ее губ, заглянув прямо в глаза. Его радужки будто заволокло пеленой, а кончики их носов при этом соприкоснулись, снова путая ее разум и вызывая мурашки. Щеки пылали огнем. Но на этот раз она не позволила себе провалиться в эти ощущения вновь. Лишь занесла ногу над пропастью и пошатнулась.

– Это все потому, что ты рисовал по памяти?

Она понимала, что еще мгновение – и она окончательно перестанет контролировать себя и ситуацию. Но к счастью, Лиам, услышав ее вопрос, прикрыл глаза и резко оттолкнулся от стены, освобождая ее из плена. Проведя рукой по лицу, он отвернулся от нее и отошел к противоположной стене, нервно сунув руки в карманы.

Тогда-то все и закончилось. Чувства отхлынули так же внезапно, как и появились. Только сердце все еще учащенно колотилось в груди, и горело лицо.

Она не понимала, что с ней только что произошло и как к этому относиться. Ей стало страшно, захотелось побыть одной, но бежать ей было некуда. Да и Лиама оставить одного сейчас она бы никогда не решилась. Она просто чувствовала, что должна быть рядом.

Все прошло, оставив после себя одно сплошное недоумение. И она понятия не имела, как ей к этому относиться. И что было бы, не остановись он в самый последний момент.

– Тебе было бы легче, если бы ты рисовал, смотря на мое лицо? – спросила она первое, что пришло в голову. Что угодно – не важно. Лишь бы отвлечься. Лишь бы перестала кружиться голова.

– Слушай, куколка, – его голос хрипел, но когда он снова обернулся, то казался вполне обычным. Немного растерянным и потрепанным, да, но уже вполне владеющим ситуацией. – Это было моей тайной, понятно? Да, иногда я ухожу сюда и рисую. Это… ну знаешь, успокаивает. И мне бы очень не хотелось, чтобы об этом кто-то узнал.

– Я никому не расскажу, – пообещала Летта и попыталась улыбнуться. Но Лиам продолжал смотреть на нее и хмуриться.

– У тебя черты лица нестандартные. Вот и все, – поджав губы, он привалился спиной к стене и скрестил руки на груди. Его поза казалась расслабленной, но все тело при этом было напряжено. Даже ткань футболки на руках опасно натянулась.

– Нестандартные? – вскинула брови Летта, покосившись на ближайший к ней портрет. Где-то под слоем краски проглядывались глаза, нос и губы, но после сверху их накрыло широкими и нервными мазками.