Борис Конофальский - Инквизитор. Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт

– Отлично, скажите полковнику, что мы уже тоже… – он бросил недовольный взгляд на колонну солдат, – почти готовы, чтобы выдвинуться.

– Ещё капитан Мильке спрашивал, кого грузить в первую очередь, кавалерию или ландскнехтов? Баржи уже отплывают к тому берегу.

Генерал задумался. Он вспомнил карту, что нарисовал капитан Дорфус. Вспомнил и сказал:

– Кавалерию. Пусть грузится Реддернауф, а выгрузившись, пусть идёт в распоряжение Брюнхвальда.

Вестовые сразу ускакали, а Волков остался на пристани со своими размышлениями. Он стал сомневаться, правильно ли приказал грузиться первыми кавалеристам. Но потом плюнул, разве угадаешь? А теперь уже дело решённое, люди-то уехали.

Тут стала отплывать первая баржа, из которой все люди и лошади уже выгрузились. И один молодой солдат начинает кричать, и орёт мерзавец ему – генералу, да ещё и с надрывом, с волнением:

– Господин генерал… Это что…? Баржи уходят?

Волков тронул коня, подъехал ближе, чтобы не орать в горло, смотрит на крикуна в упор и говорит:

– У тебя есть алебарда. Зачем тебе баржи?

Солдат молчит. Подбегает к нему сержант, звонко бьёт его по шлему древком протазана:

– Чего ты пасть раззявил, дурак? Стой да молчи, когда скажут – кричи, что, законов воинских не знаешь, баран? Чего к генералу лезешь? У! – он суёт под нос солдату кулак.

А Волков уже кричит, чтобы все слышали:

– Баржи уходят за кавалерией и ландскнехтами, нам на баржи рассчитывать нет резона. Рассчитывайте только на товарищей своих, на крепкий строй да на молитву. И помните, горцы в плен берут, да вот пленных в живых потом не оставляют.

Солдаты и без него это знали. Но ничего, ещё раз о том напомнить им не повредит. Тут Фильсбибург дал команду барабанщику:

– «Готовься!».

Над пристанью рассыпалась, как сухой горох по доскам, короткая дробь. По рядам солдат прошла волна.

– Барабанщик, «простым шагом вперёд»!

И под бой барабана колонна людей двинулась прочь от пристаней.

И тут где-то вдали звук… Словно крепкую ткань рвут долгим движением.

– Господин генерал! – сразу оживился господин Фейлинг, что ехал пол корпуса лошади позади Волкова, – Слышали? Залп был!

– Мушкеты, – сухо произнёс Максимилиан.

Всё он слышал, генерал чуть приподнялся на стременах и посмотрел вперёд, а затем крикнул:

– Капитан Фильсбибург, думаю, что лучше нам ускорить шаг, иначе полковник одолеет врага быстрее, чем мы придём к делу.

– Конечно, господин генерал, – отозвался капитан. – Барабанщик, «скорый шаг». Слышишь? Играй «скорый шаг».

В конце улицы стрелки Вилли встретили арбалетчиков, которые вышли из лагеря тоже, видно, на разведку. И сразу меж ними завязалось дело. Вилли всё-таки был ещё слишком молод, чтобы быть капитаном. Иначе бы связываться с арбалетчиками не стал и отвёл бы своих людей. Но он решил, что для семидесяти стрелков, что были с ним, четыре десятка арбалетчиков – не задача, что к приходу колонны он очистит дорогу в лагерь врага. А арбалетчики аркебуз не испугались и не побежали, горцы, даже арбалетчики, редко бегают. И вскоре, к удивлению своему, капитан Вилли понял, что арбалеты мало того, что заряжаются быстрее аркебуз, так ещё и болты кидают намного точнее, чем ружья пули.

Когда колонна показалась на улице из-за поворота, восемь стрелков уже были ранены, а самому капитану достались аж два болта. Хорошо, что молодой офицер, что служил в стрелках, доспех имел добрый. Стёганку отличную, кирасу, шлем с бугивером. Тем не менее, пришлось одному из стрелков вырезать ему наконечник болта из ляжки. А вот у его дорогого коня доспехов не было, и горцы сразу нашпиговали его болтами, как рождественский окорок морковью. Конь так и издох у стены большого сарая, тут же на улице.

Волков злился на Вилли, видя всё это:

«Дурак, сопляк. И людей потерял столько, и сам поранился, и коня хорошего угробил. Роха, старый осёл, предлагая его в капитаны, не видел, что ли, что мальчишка ещё не имеет опыта достаточного».

Впрочем, он и себя винил в этом, оттого ещё больше злился. Очень не хотелось бы ему потерять офицера ещё в самом начале дела. Слава Богу, что молодой капитан держался молодцом и, крепко завязав бедро тряпкой, остался со своими подчинёнными.

Вот так и началась самая, быть может, главная битва в его жизни. И начиналась она не так, совсем не так, как ему хотелось бы.

Генерал уже начал злиться. Всё, всё было глупо, с самой посадки на баржи, которую ему нужно было поторопить, а не ждать, пока солдаты не спеша насытятся. В баржах бы доели. Потом эта третья рота… Чёрт бы её побрал с её тупыми сержантами и ничтожными офицерами. Рота, которая, как нарочно, долго выгружалась и долго строилась. И тут ему некого было винить, кроме себя, ну не Фильсбибурга же в самом деле обвинять. Он сам ждал этих баранов вместо того, чтобы рявкнуть и поторопить их. Ну, признаться, он хотел дождаться первых дозорных, которые сказали бы ему, что вокруг ни справа, ни слева нет вражеских частей. Но ведь он всё равно их не дождался, так что это не могло служить оправданием.

И ко всему этому ещё и Вилли, который в простой ситуации, как говорится, на ровном месте потерял столько людей. Да ещё и сам получил рану.

И как результат – вместо того, чтобы уже ворваться в лагерь врага, кинуться к его палаткам, чтобы убивать не готовых к бою и мечущихся без командиров и без доспехов солдат врага, он видел перед собой это!

Им навстречу, перегораживая широкую улицу, такую широкую, что и шесть телег смогли бы разъехаться по ней в раз, строились горцы-сволочи. Строились по-деловому, умело, быстро. Это не третья рота капитана Фильсбибурга. Первый ряд в тридцать человек – сплошное железо. У любого, какого не возьми, доспех на три четверти. Всё как положено. Пики, пики, копья, алебарды, протазаны. И после первого ряда ещё шесть рядов отличных солдат. В первом их ряду, кроме бородатых «стариков», есть и молодые бойцы, так они от нетерпения аж пританцовывают, от избытка сил аж подпрыгивают на месте, так им не терпится начать. Пока до конца не построились, даже кричат в сторону солдат Волкова что-то обидное. Как построятся, так слова больше не произнесут. Звука не издадут, драться будут молча, со стиснутыми зубами. А пока задираются.

Надсмехаются, жестами показывают, как глотки резать. Одна радость, что их и на семь рядов толком не хватило, всех горцев тут и двух сотен не будет. А арбалетчики их и вовсе с глаз пропали. Это с одной стороны хорошо, теперь для Вилли раздолье будет, но с другой стороны, они неизвестно откуда могут появиться.

– Вилли, – орёт генерал, – чего ждёте, капитан, начинайте уже, пока арбалетчики не пришли и не перебили вас всех.

– Да, генерал, – и хромая, увлекает за собой первую линию своих людей на позицию стрельбы.