Сергей Сироткин - Путь. Часть 2. Смерть души

– Что мама даст. Фрукты, рыбу, мясо.

– Чьё мясо? – тихо спросил я.

– Не знаю, – робко ответила девочка, почувствовав повеявшую от меня угрозу.

– Мяса не будет! – жёстким тихим голосом заявил я, боясь даже предположить, что ребёнок уже успел вкусить человеческой плоти. Но, вспомнив о её незапятнанной душе, успокоил себя тем, что, скорее всего, мать не потчевала своё дитя мясом людей.

– Хорошо, – не задумываясь, согласилась она.

– А где мама брала еду?

– Там, – девочка указала на лестницу в дальнем углу помещения, ведущую вниз.

– Пошли.

Мы спустились вниз. В нижнем помещении было совершенно темно и прохладно. Ребёнок застыл на месте, потеряв ориентацию в темноте, и притих. Я без труда отыскал фрукты, кувшины с питьем, рыбу и мясо. Взяв с полки куски прохладной плоти, сразу определил: мясо – не человеческое и обработано огнём. Но всё же не стал его брать и положил обратно на место, предположив, что сначала люди едят чужую плоть, а затем переходят на своих собратьев. Ограничившись фруктами и питьём, проверив предварительно, что это не кровь, мы вышли наверх.

– Как ты всё отыскал? Там же ничего не видно.

– Мне видно, – ответил я и отдал еду.

Девочка, забравшись на каменный ящик, принялась жадно есть и пить из кувшина. Делала она это неуклюже, от чего питьё капало на одежду, оставляя пятна.

– Как тебя зовут? – с полным ртом мякоти фруктов спросил ребёнок.

– Демон.

– А меня Ломира.

Понимая, что говорить и есть одновременно не удобно, она замолчала и, заполнив помещение чавканьем, дала мне возможность отдохнуть от вопросов.

Жизнь в этом существе била ключом. Поглощённые фрукты очень быстро усваивались детским организмом, превращаясь в необходимую для тела энергию, которая мгновенно разносилась кровью по всей плоти, насыщая её жизненной силой. Я смотрел, как девочка ест, и мне это жутко нравилось.

Почему люди не могут питаться только фруктами? Зачем им плоть? Они же не хищники. У них даже зубы не предназначены для убийства и поедания мяса. Наверное, порок ненасытности заставляет их поглощать чужие тела. Но что пробуждает пороки? В этом ребёнке они спят и подавлены Светом.

К моему сожалению, трапеза довольно быстро закончилась. Ломира вытерла испачканный рот ладонью и вместо вопроса заявила:

– Полетели искать твоего Творца!

Творец ей был без надобности. Ребёнок хотел летать.

Тем не менее, оставаться в городе смысла не было. Мы вышли из каменного жилища. Я вспомнил об упырях и главное, об осведомленности Квита. Возможно, он знал о местонахождении Творца. Прижав ребёнка к себе, полетел на ту самую поляну, где встретил детей Лилит. От порывов ветра и огромной скорости Ломира вцепилась в мои руки. Впечатления захлестнули её и, мне показалось, что девочка даже затаила дыхание.

Полёт занял мгновения. Мы плавно опустились на твердь. Ребёнок визжал от переполняющего восторга и явно хотел ещё. А я совершенно забыл – на поляне оставались трупы жреца и матери Ломиры. Испугавшись, что она может увидеть разорванные тела, бегло осмотрел поляну. Но тел не обнаружил. Видимо, упыри убрали за собой остатки кровавого пиршества.

Жёлтая звезда находилась ещё высоко в небе и не собиралась клониться к закату. Пообщаться с Квитом я мог только ночью. Потому решил порадовать ребёнка и, взлетев с ним, как можно выше, лёг на потоки воздуха. Предавшись парению, зажмурился от разрывающего мой слух восторженного визга Ломиры.

Пронизывающие меня потоки сил мира меркли на фоне вырывающегося на волю детского восторга. Радость, излучаемая непорочной душой маленького человечка, ослепляла, и я не мог ориентироваться не то, что в Сущем, в этом мире. Ребёнок временами замирал, останавливая дыхание, но затем вновь взрывался пронзительным визгом, особенно в моменты изменений потоков воздуха, когда приходилось ловить их и маневрировать, то, падая вниз, то, взмывая вверх. Я стал подобен упырям, пьющим чужую жизненную силу, только в отличие от них моя сущность впитывала радость, и что было поразительно, насыщалась немыслимой по мощи и объемам энергией. А это крохотное создание не унималось, продолжая щедро излучать невидимую силу своей непорочной души, словно звезда, бескорыстно дарующая возможность жить всем остальным существам.

Не знаю, как далеко от каменного города нас отнесли потоки воздуха, но я почувствовал под собой след жуткого страха. Я остановился и всмотрелся вниз, на твердь мира.

– Чего? Чего остановились? – недовольным голосом возмутилась Ломира.

Я не ответил и начал стремительно пикировать вниз. Ломира завизжала от нового аттракциона, но вдруг осеклась. Её тело было не в состоянии вынести такой перегрузки, и мне пришлось спускаться постепенно, закладывая виражи большого радиуса. Испытав допущенные по моей оплошности неудобства, ребёнок притих. Его мутило, кружилась голова, но он молча терпел. Мы, наконец, опустились на твердь. Положил Ломиру, оставив её одну, и окинул взором эту небольшую часть мира, наполненную страхом.

События, произошедшие здесь, канули в прошлое, но память о них продолжала храниться миром. Он запечатлел в своей плоти ужас, который я и почувствовал, пролетая над этим местом. Лёг на твердь и, уткнувшись в неё лицом, впустил в свою сущность отголоски былого.

Жуткий, всепоглощающий ужас, отчаяние и неизбежность смерти захлестнули меня. Перед взором побежали картины, словно я окунулся в чёрную реку времени, что размеренно текла в Хаосе. Разум проваливался в глубь веков и, достигнув нужного промежутка времени, остановился.

Предо мной раскинулся огромный город, охваченный огнём и чёрным дымом. Люди сражались с ангелами. Битва была неравной. Воины Света небольшими группами налетали на ощетинившиеся пиками отряды людей и хладнокровно уничтожали их, взрезая оборону, а затем беспощадно рубя своими сверкающими клинками плоть смертных. Но сдаваться защитники города не собирались. Теряя своих воинов, они всё же наносили урон светлой армии, прерывая бессмертные жизни слуг богов Света. За каждый десяток убитых людей ангелы платили как минимум двумя крылатыми воинами. Но поражение людей было неизбежно. Их силы таили. Улицы города покрылись окровавленными, чаще всего разрубленными трупами, к которым непрерывным потоком продолжали присоединяться новые мёртвые защитники. Судьба людей, казалось, была предрешена. Но на вершину самой высокой башни города вышли три женщины, облачённые в чёрные платья. Они встали в центр пентаграммы, такой же что я видел в замке Тьмы, и вскрыли себе на руках вены, при этом что-то нашёптывая. Кровь обильно потекла на вырезанную в камне звезду, наполняя её человеческой, жизненной силой. Я прислушался к еле улавливаемому шёпоту. Женщины произносили заклинание на языке Тьмы! Поразительно! Они владели этим языком, словно он являлся для них родным! Пентаграмма вспыхнула алым светом, и её лучи подобно клинкам стали пронзать ангелов. Воины Света замертво падали на улицы города, навсегда прощаясь с бессмертием. Звезда потухла, так как раны на руках женщин затянулись, и поток крови прекратился. Но защитницы продолжали произносить заклинание. Город начал быстро погружаться во Тьму, накрываясь её непроницаемой плотью. Через мгновение люди находились под защитным куполом. И тогда в Мир Богов ворвался светлый бог. Это был Световид. Его сияющие чистым Светом глаза излучали ярость. Верховный бог воспарил над миром, схватил первое попавшее под руку небесное тело и бросил его в город, наполнив сокрушающей силой. Каменное тело, пронзая небесную хлябь мира, вспыхнуло и, обрушившись на чёрный купол, заставило твердь встрепенуться. Ослепляющая вспышка была подобна жёлтой звезде. Мир Богов пронзила острая боль. Он застонал, и из его чрева вырвался кусок плоти, разлетающийся волнами в разные стороны. Город мгновенно сгинул вместе со всеми своими погибшими воинами и жителями. А ударная волна продолжала распространяться дальше, сметая и предавая забвению всё оказавшееся на пути. Световид злорадно усмехнулся и покинул раненый мир.