Ярослав Кравченко - Настоящий оборотень

Однажды, в тёмную ночь. Когда луна светила настолько ярко, что освещала собою весь мир. Две птицы, устраивая свои игрища, перебирались с ветки на ветку, оглашая окрестности своим щебетанием:

– Слушай Дим, по-моему, это не самое подходящее время, для твоих присказок. Потом восторгаться будешь, а то сейчас, мы всю идею засыплем.

– Сдаётся мой друг, что ты опоздал. Пригнись!

Увидев, как со стороны женской купели, пролетел таз, звонко шлёпнув на нашей стороне. Мне стало понятно, что пора делать ноги, слыша то же самое – от озвучившего мысли Димы, уже умудрившегося спрыгнув с трёхметровой, деревянной стены. Той, что олицетворяла собой перегородку между мужской и женской половиной. Но не успел я подивиться ловкости или скорей проворности друга, второй таз попал аккурат мне по затылку, вбив в голову первые за весь вечер, здравые мысли. "И зачем я попёрся на этот чертов источник? Наберутся всякого бреда, а я страдай за чужие идеалы." Обкатывал это, пока равновесие вместе с удачей, не отказали в своей милости. И постаравшись ретироваться с места обстрела, не поскользнулся, не сумев ухватиться за влажные стены, устремившись к полу вниз головой. Ощутив уже второй удар за вечер, сознание, как-то отказалось воспринимать окружающий меня мир. А воспринимал ли до этого, было под большим вопросом:

– Эй, Митя?

Чувствуя, как легкими ударами ладони по щекам, Дима приводил меня в чувства, считая, что я в сознание приходить отказываюсь. И это сдобрило его прыть и упорство. С коим он и добился своего, вот только получалось это, как-то рывками. За краткий миг просветления, у которых, в сознания врывались его стенания, вместе с попытками привести меня в чувство:

Хлоп.

– Вставай! Да чтобы я ещё раз, пошёл… И за что столько оплеух, я получил от всей женской части?

– Да я уже давно тут, то есть в сознание, – промямлил, плохо слушающимся языком, остановив героический замах друга, чувствуя – как горит лицо.

Улыбнувшись, оценивая и его расцарапанную физиономию, проговорил:

– Да и было за что. Не ты ли подговаривал на стену лезть и не за твоими ли знакомыми подсматривать? Говорил тебе, давай по старинке. Дали бы Сидоровичу бутылку и спокойно сидели бы в своё удовольствие в нормальной бане.

Попеняв Диме, не удивился уже заготовленной отговорке:

– Сколько не бьюсь, а нет в тебе жизни или авантюризма по-новому?! Какие бани!? Там же в основном по старше? – а затем призадумавшись. – Нет, я не против, конечно, не пойми неправильно. Но я не мог бы себе простить, если бы не попробовал, чего-то этакого.

Выдохнув, понимая, что не добился результата, лишь напомнил:

– А потом ходить с исцарапанной мордой?

Понаблюдав, как Дима осторожно ощупал своё лицо, поморщившись, провозгласил:

– Эх, не ценишь ты меня и мои героические поступки. А чем бы ты занимался, не будь меня рядом?

Собственно, сколько я помню Диму, а помню я его с тех пор, как поступил в младшие классы школы, он всегда был таким. И я невольно задумался, как встретил темноволосого паренька, с которым были плохие отношения на почве правильности в нашем имени. Мы оба были Дмитриями. Но как-то так сложилось, что меня с детства звали Митей. И после сокрушительного выяснения отношений, как казалось в девять лет. Дружба зародилась как-то сама собой, и прошла через многие годы в школе и первые курсы техникума. Приводя, как водится, к очередному началу летних каникул, принесших за собой, много времени и нынешний поход в баню. От чего мы и поплелись, в недавно открытую на свежем воздухе сауну на Японский манер. Так сказать, полюбоваться на представительниц, любящих чего-то новенького и по совместительству на знакомых друга. И как помнится, я даже отговаривал, вроде!? И судя – по тому, что вышло, не зря. Хотя, я точно надолго запомню, как лежу на досках с разбитой головой и смотрю на Диму, ощупывающего своё лицо, вымолвив:

– Ну что, нам думаю уже пора, а то хозяин с нас штраф за превышение времени возьмёт?

– Да…, думаю нам пора, – с лёгкой улыбкой согласившись, начал подниматься, но тело не повиновалось.

В глазах темнело, а проваливаясь в никуда, успел смутно заметить, что Дима начал метаться и вроде кто-то подошёл к нему. Обдав ароматом незнакомки или ударивших, едких духов, что на секунду, с кружили и перехватили дыхание. Казалось, беспощадно душа, пока моё сознание не померкло совсем…

Проснулся я вялый. Сладко потянувшись, осмотрелся, к облегчению узнав свою квартиру. Радуясь и тому, что вчерашние похождения закончились, да ещё и для меня благополучно. Пока не почувствовал неприятную пульсацию в затылке. Пришлось подняться и протопать к зеркалу, пытаясь посмотреть, что там с головой? Но это оказалось трудновато. Хотя мне и так повезло, что Дима меня как-то дотащил или скорее доставил до дома. Слегка поморщился воспоминаниям от поездки за город. Попытался раздвинуть слипшиеся и скатавшиеся в крови на затылке, русые волосы. С лихвой скрывшие от глаз травму. Но не смог добиться успеха. Чертыхнувшись с досады, осматриваясь на случай ещё не проявивших себя повреждений. Но смог понять только то, что побриться–бы мне не помешало. А так, на меня смотрело из зеркала, моё довольно приятное лицо, со слегка полненькими или по-юношески, округлившимися, островатыми чертами. Коими, без ложной скромности, в основном остался доволен. Покрутив головой, решил – что сильно со вчерашнего дня она не изменилась. Вот только, я был в засохшей крови, с которой нужно было расправиться в первую очередь. Заканчивая рассматривать себя в зеркале, что не очень-то и любил. Как и навеянные им воспоминания. Рос я – непоседливым мальчишкой, от чего и норовил залезть куда не стоило. И, как следствие, посещение в доме у дедушки, очень интересовавшего меня тогда чулана. Бывшего с кучей столов и раритетов, одним из которых было и высокое зеркало в резной оправе, окончилось плохо. При всей своей вычурности, оно не выдержало натиска споткнувшегося, за что-то наваленное на полу, меня. Напоследок, сверкнув, осыпаясь осколками. После чего, мне досталось на щи от деда. В течение двух дней, отправившего – в наказание, а может по другой причине, жить к тёте Маше. Я, конечно, чувствовал вину, но не понимал из-за чего столько шуму? В полумраке чулана, любой мог споткнуться. И такого изгнания от единственного родственника, коим казался дед, так забыть и не смог. Ведь насколько я помнил себя на тот момент, я всюду был с ним. Правда со временем всё не забылось, но сгладилось. Да и вновь обретённая тётя, готовила лучше. Всё-таки, я один у неё был. Поэтому, она вскоре и заполнила собой, весь недостаток в родных. И больше воспринималась – как мама, которую я не помнил.