Александр Зиборов - Пояс Перуна

Я подумал, что моих глаз и приборов мало, нужно осмотреть ландшафт сверху. Мысленно попросил об этом гиссла. Тут же одна из его рук превратилась в местную птицу с перепончатыми крыльями, которая взмыла в небо. У нас с гисслом был плотный телесный контакт, и он ретранслировал через мой зрительный нерв прямо в мозг то, что видела сверху птица. На месте прежней руки у него тут же выросла новая. При этом мой верблюд даже не сбился с шагу, продолжая невозмутимо бежать по песку.

С небесной высоты я внимательно осмотрел панораму. Прямо по нашему курсу находился оазис с тростниковыми крышами домиков. Сердце забилось чаще. Там живут люди! Меня тянуло посмотреть на них, познакомиться, пообщаться. Убью сразу двух зайцев – удовлетворю своё любопытство и одновременно, как того требует задание, пополню данные об обитателях Ирия. Я же здесь не турист, а наблюдатель, должен изучать буквально всё.

– Ура! Вперёд, вперёд, мой дромадер! – закричал я, и мой голос затерялся в огромной пустыни, заморенной зноем. Теперь я понял, почему пословица говорит именно о гласе вопиющего в пустыне. Слишком уж слабы люди перед этими громадами вековечных песчаных просторов.

Гиссл понял моё желание и понёсся заметно быстрее, постоянно сканируя местность, проверяя и убеждаясь, что нас никто не видит. Теперь он несся со скоростью гоночного автомобиля, успевая перебирать ногами, как если бы на самом деле бежал. И он, и я знали, что в данное время нас никто не видит, и потому выдать себя не можем, но немножко подстраховывались.

До самого оазиса не встретили ни одного аборигена. Я подумал: а что, если тут имеются какие-то приборы, которые зафиксируют феномен такой быстрой езды?..

На вопрос о них гиссл ответил отрицательно. Ему можно было верить: он всегда говорил правду. Да и зачем подобные штучки-дрючки в этой глуши, для чего, какой в них смысл? Не специально же для контроля за нами, ведь никто не знал, когда и где мы окажемся! Мы сами не знали, выбирали место весьма приблизительно – в районе экватора, чтобы затем пройти до северного полюса.

По мере приближения к оазису гиссл замедлял ход, а вблизи вообще двинулся размеренным шагом. Я придал себе немного усталый вид.

Встретили меня аборигены странно. Мало кому из них удавалось скрыть удивление и страх. Мужчина в высоком тюрбане принёс охапку травы и кувшин воды. Похоже, так по традиции тут встречали гостей. Мой верблюд сразу принялся за траву, а мне пришлось взять кувшин. Несколько капель воды, словно невзначай пролитых на Пояс Перуна, были им тут же досконально проанализированы: пить её было можно. Я сделал несколько глотков и вернул кувшин мужчине. Его лицо вытянулось, в глазах появилось смятение. Что-то я сделал неправильно, слишком поспешил. Понадеялся на импровизацию, решил обойтись без предварительного изучения, разведки.

Нужно было срочно что-то предпринять, и поскорее…

Я протянул мужчине свою руку, он немного помедлил и подал свою… едва произошёл контакт, как с помощью гиссла я послал телепатическую команду: повинуясь ей, мужчина позволил мне прикоснуться к его виску, после чего почти мгновенно произошла перекачка всех его знаний в недра бездонной памяти гиссла, а частично и в Пояс Перуна. А уже от него я получил необходимые сведения.

Сразу всё прояснилось. Оказывается, я принял облик сборщика налогов, который недавно уже посетил оазис, забрав даже больше положенного. Так быстро меня не ждали. Удивило туземцев, что я прибыл один, обычно сборщиков налогов сопровождало не менее двух охранников. Да и прибыл я со стороны пустыни, где никто не живёт. Сборщики налогов приезжали с севера и уезжали туда же. (Мысленно выругал себя, уж об этом я мог бы и сам догадаться.) Сборщики налогов не позволяли своим животным сразу принимать корм и сами долго кичливо отвергали воду, пока не получали подарок. Остаток выливали и швыряли кувшин на песок. Если возвращали сосуд хозяину, то этим показывали своё крайнее недовольство. Тогда требовалось немало стараний, чтобы снискать милость сборщиков налогов.

Я улыбнулся и сказал на местном языке, который уже усвоил с помощью гиссла:

– Простите, друзья, но я совсем не тот за кого вы меня принимаете. Я – хороший человек.

К моему седлу был привязан кожаный мешок. Я знал, что в нём, помимо прочих вещей, находится кошель с деньгами. Настоящими деньгами! Если гиссл что-нибудь делал, то делал это так, что отличить от оригинала было совершенно невозможно. Лучшие умы человечества давно убедились в том в ходе множества экспериментов.

Я достал кошель, бросил к ногам мужчины в тюрбане и ударил верблюда пятками. Он послушно потрусил к северу, ухитрившись захватить изрядный клок травы. Я восхитился: то был просто шедевральный мазок картины, созданный гениальным художником. Гисслу трава была совершенно не нужна, но он сделал то, что совершило бы настоящее подобное животное на его месте – оно-то стремится набить брюхо и не упускает ни малейшей возможности для этого. Только я один мог оценить абсолютную достоверность моего «верблюда». Вполне возможно, что я допустил и другие промашки, кроме упомянутых выше, но вот гиссл ничем себя не выдал.

«Браво! Бис! – мысленно похвалил его я. – Конгениально! Просто снимаю шляпу перед тобой! Ты – настоящий артист, ас своего дела! Знаешь ли ты это?»

«Неопределённый вопрос», – ответил гиссл, вызвав у меня гомерический хохот.

На сей раз он был стопроцентно прав. Потом мне пришла мысль, гиссл должен был понимать, что это был совсем не вопрос: а лишь риторическая фраза, облечённая в форму вопроса. Сказанный вслух подобный его ответ вполне мог быть ироничным, но в той степени, что невозможно этого осознать и уж тем более доказать.

Долго размышлял над этим, но ни к какому определённому выводу так и не пришёл. А гиссл, как обычно, не помог, не подсказал.

Удалившись подальше, за высоким барханом, мы изменили внешность. Гиссл сменил масть с рыжей на серо-чёрную. Я осветлил кожу, обновил одежду. Так, на всякий случай, бережёного Бог бережёт. Вдруг кто в оазисе известит о необычном сборщике налогов. Теперь я походил на местного пастуха. Правда, никакого стада у меня не было. мог бы разделиться и создать с десяток животных, но с ними мы не смогли бы передвигаться достаточно быстро.

Предварительно осмотрев местность, мы совершили резкий перелёт – вот было зрелище: я пролетел на верблюде! – в западном направлении километров на шесть. Впереди летела наша птица, осматривающая местность. Когда мы приземлились, она опустилась на круп верблюда, а через секунду словно перелилась в него, а на коже и следа не осталось.

Воздух здесь был чуть прохладнее. Почва сменилась на глинистую, и вот уже скоро мы стали продвигаться по берегу реки. Она начиналась далеко от нас в высоких горах, текла извилисто и впадала в огромное море. Кажется, оно было крупнейшим на планете. Ирийцы называли его Великим морем.