Ребекка Куанг - Пылающий бог

Жига встал и пошел навстречу Цзые, как дрессировщик к тигру, осторожно раскинув руки.

– Ну, как ты?

– Как я? – наклонил голову Цзыя. – О чем это ты?

Дацзы заметила, как запульсировала вена на шее Жиги.

– Может, присядешь? – спросил Жига.

Цзыя покачал головой и хихикнул.

– Что тут смешного? – рявкнул Жига. – Идем, Цзыя.

– Цзыя? – Цзыя закатил глаза к небу. – А кто это?

Жига потянулся к мечу. Дацзы подняла нож. Они ведь к этому готовились, все втроем, и с согласия Цзыи. Нужно нанести удар, прежде чем откроются врата…

Лицо Цзыи исказила кошмарная ухмылка:

– Шучу.

Жига расслабился.

– Да чтоб тебя!

Дацзы выдохнула и попыталась утихомирить бешено колотящееся сердце. Цзыя сел перед костром, скрестив ноги. Взгляд небрежно скользнул по связанному оленю.

– Совсем как ручной, да?

Он взял с земли свой нож и поиграл с ним перед оленем. На зазубренном лезвии сверкнуло пламя. Олень лежал неподвижно. Как будто мертвый, если бы не тяжелое хриплое дыхание.

– Дацзы проглотила шарик опиума, – сказал Жига.

– Ясно. – Цзыя подмигнул ей: – Вот и умница.

Дацзы страстно желала, чтобы наркотик подействовал быстрее. Чтобы Жига дал ей время. Но это требует сострадания, которым он уж точно не обладал.

– А ты оживилась, Дацзы, – сказал Жига, покачав перед ней ножом. – Давай не будем затягивать.

Дацзы замерла. На краткий миг она подумывала сбежать. У нее задрожали колени.

Нет. Пути для отступления нет. Ей придется это сделать, если не ради себя, то ради Цзыи.

Он обожает дурацкие шутки. Не способен ничего принять всерьез, даже безумие, возможно, ожидающее впереди, его лишь забавляет. Но ее страх и страх Жиги – реальны. Цзыя месяцами балансировал на границе здравого рассудка и безумия, и они не знали, когда он рухнет в бездну навеки. Лишь этот шаг мог его вернуть.

Только вот это дорого им обойдется.

– Поднимите ножи, – скомандовал Жига.

Они подчинились. Олень смирно лежал под блестящими клинками, его остекленевшие глаза были открыты.

Жига заговорил. С каждым словом заклинания, с каждой ложью, зверством и убийством, которые они совершили, пламя поднималось все выше и выше, пока не взметнулось выше человеческого роста, прямо в ночное небо. Когда эти слова произносила Тсевери, они звучали музыкой. С языка Жиги они слетали проклятьями. Дацзы крепко зажмурилась, стараясь заглушить крики в голове.

Жига завершил песнопения. Ничего не изменилось.

Они долго сидели у костра, в растущем смятении, пока тишину не прервал хохот Цзыи.

– Да что с тобой творится? – огрызнулся Жига.

– Ты произнес все неправильно, – сказал Цзыя.

– Это еще что значит?

– Твой акцент. Ничего не выйдет, если так искажать слова.

– Тогда говори ты.

И Жига выплюнул еще несколько непонятных слов.

Мугенских слов, грязного говора, которому он научился в детстве. «Любитель кобыл».

– Я не знаю слова, – ответил Цзыя.

– Нет, знаешь. – В голос Жиги вкрались угрожающие нотки. – Она же научила тебя первым.

Цзыя оцепенел.

«Не надо, не делай этого, – подумала Дацзы. – Давай убьем его и сбежим».

Цзыя начал произносить заклинание. Его голос постепенно изменился – от хриплого шепота до крика, мощного и ясного. На этот раз слова звучали ближе к тому, как говорила их Тсевери. На этот раз они имели силу.

– Пора, – прошептал Жига, и они занесли ножи, чтобы принести невинную жертву.

Когда все закончилось, они вернулись из бездны обратно в материальные тела, словно их окатили ледяной водой. Дацзы дернулась, тяжело дыша. Земля под ногами была такой прочной, воздух таким свежим. Все в мире было столь знакомым, но странным – крепким, прекрасным и загадочным. Внутри у Дацзы все горело, вибрировало чистой энергией, так что тело изгибалось дугой.

Она никогда еще не чувствовала себя такой живой. Теперь у нее три души вместо одной, теперь она стала целой, стала чем-то гораздо бо́льшим, чем была.

Они еще не полностью вернулись из мира духов. Их связь еще не закреплена. Дацзы читала души Цзыи и Жиги, их мысли обрушивались на ее разум и звучали так громко, что трудно было отделить от собственных.

Она чувствовала холодный и чистый страх Цзыи вместе с громадным облегчением. Цзыя этого не хотел. Никогда не хотел. Был страшно напуган тем, в кого может превратиться, но и радовался тому, что спасся от грозящего в противном случае. Он был рад, что теперь связан.

Жига излучал ликование и головокружительный поток честолюбивых желаний. Жаждал получить еще больше. Даже не обращал внимания на исходящий от Цзыи панический страх. Он грезил лишь о великом. Представлял их на поле боя, за столом переговоров, на трех тронах.

Для Жиги ритуал был лишь последним препятствием. Теперь они смотрят в будущее, которое он всегда для них воображал.

Дацзы тоже этого хотела. Просто не была уверена, что выживет.

Она медленно открыла глаза. Покрывающая руки кровь в лунном свете выглядела черной. Костер почти догорел, но собирался удушливый дым. Дацзы чуть не упала на головешки, чуть не рухнула лицом в пепел, чтобы положить всему этому конец.

Сильные пальцы схватили ее за плечо и оттащили назад.

– Осторожней, – усмехнулся Жига.

Дацзы не разделяла его эйфории.

Много лет спустя, терзая себя воспоминаниями о том, как все начиналось для них троих, прежде чем пошло наперекосяк, она никак не могла припомнить, что чувствовала, когда они впервые связали друг друга якорями. Не помнила ни восторга от обретенной силы, ни пугающего, но восхитительного чувства признания. Лишь густой и холодный страх, только в нем она была уверена, она боялась, что они заплатят за украденные секреты кровью.

И Тсевери. Дацзы всегда мысленно представляла искаженное лицо мертвой девушки и ясно слышала ее последнее предупреждение – до того как Цзыя вырвал сердце из ее груди.

«Послушайте мое пророчество, – сказала она. – Один из вас умрет. Один будет править. А третий уснет навеки».

Запястье Рин пульсировало болью.

Утром, когда она сидела в засаде, воздух всегда казался другим, словно насыщен электричеством, потрескивает остатками грозового заряда, гудит вокруг нее и всех солдат. Сражаясь за Республику, Рин никогда такого не испытывала. Поначалу войска Иня Вайшры были закаленными профессионалами – угрюмыми, мрачными, готовыми завершить дело и разойтись. Но под конец стали бояться. Их охватило отчаяние.

Однако солдаты Коалиции южан кипели злостью, и одной этой злости хватило, чтобы продержаться во время нескольких недель изматывающей подготовки и быстро превратиться в умелых убийц, хотя мало кто из них когда-либо держал в руках меч.