Майкл О. Стэкпол - World of Warcraft: Вол’джин. Тени Орды

Затем упала женщина – темноволосая, гибкостью не уступавшая сопровождавшей ее кошке. Тиратан закричал, метнулся к женщине, на бегу стреляя в нападавших на нее ша. Убил одного, второго, но тут под ногу ему попал камень, и третья стрела ушла в сторону.

Со своей точки зрения Вол’джин знал, что, даже окажись выстрел точным, он ничего бы не изменил. Остекленевшие глаза на лице, превратившемся в красную маску, остановились на них. Кровь хлестала, а табард пил ее, пил всю до капли. Если что-то и стоило запомнить о смерти охотницы, так это то, как легко лежала рука на широкой голове ее животного.

Тиратан припал на колено, затем что-то с силой ударило его в бок. Лук вылетел из рук, а его владелец взмыл в воздух и ударился о каменного змея левой ногой, чуть ниже бедра. Кость хрустнула, обжигая серебристой болью все тело. Человек дернулся один раз, перекатился и замер. Лицом к мертвой женщине.

«Если бы не я, ты была бы жива».

Вот он – корень сомнений. Вол’джин опустил взгляд и увидел черную нить, оканчивавшуюся острым шипом. Она пронзила Тиратана насквозь, чуть-чуть промахнувшись мимо сердца, и, вырвавшись из спины, изготовилась ко второму удару, словно ядовитая змея.

И тогда Вол’джин протянул свою нематериальную руку, поймав эту мерзость сразу под шипом, как змею – ниже головы. Ласковым движением большого пальца он обезглавил ее, а затем оторвал длинный кусок тела.

Остаток нити быстро и глубоко погрузился в Тиратана, туго затянулся на его сердце и начал давить. Тело человека напряглось, спина изогнулась, но обрывку не хватало сил. Тогда он извернулся и пробрался в хребет жертвы, оседлал ее боль и поплыл на ней прямо в мозг.

Там он и ужалил, вырвав из горла человека душераздирающий вопль. Образ Тиратана в глазах Вол’джина исчез, как отражение, проглоченное воронкой. Весь окружающий свет истек в черную дыру, а обратно изверглось серебряное страдание, шокируя как человека, так и тролля.

С лицом, мокрым от пота, Вол’джин дернулся, шаря по телу в поисках ран. Схватился за бедро, ощущая, как угасает боль от перелома. Охнул, затем посмотрел на Тиратана на кровати.

На его кожу вернулся намек на румянец. Дышал человек легче, и с одеялами больше не боролся.

Вол’джин пригляделся. Все еще намного слабее и куда более хрупкий, чем мог раньше представить тролль, внутри человек был сделан из стали, и эта сталь поможет ему восстановиться. Отчасти Вол’джин ненавидел его за это, понимая, что данная черта присуща многим людям. Это беда для троллей. И все же, одновременно, он восхищался Тиратаном из-за силы духа, требующейся для такой борьбы со смертью.

Тролль поднял взгляд на настоятеля Тажаня Чжу.

– Что-то от меня сбежало. Я не смог поймать всё.

– Этого оказалось достаточно, – торжественно кивнул монах-пандарен. – И пока что должно хватить.

Буря прекратилась вместе с лихорадкой Тиратана, наведя Чэня на мысль, что эта погода была в чем-то сверхъестественной по своей сути. Мысль казалась зловещей, но не задержалась надолго. Она не нашла опоры в сердце, ибо еще падала последняя снежинка, а Чэнь уже видел признаки того, что снежные лилии вырвутся к солнечному свету из-под морозного полога. Не может быть, чтобы нечто поистине злое это допустило.

Тажань Чжу не стал выносить собственного вердикта о происхождении бури, но отрядил монахов на юг, запад и восток, чтобы оценить ущерб. Чэнь вызвался добровольцем в третий отряд, поскольку в этом случае мог бы попасть к Храму Белого Тигра. Там он сможет повидать племянницу и узнать, как она поживает. Тажань Чжу позволил ему отправиться и пообещал, что Тиратану в его отсутствие обеспечат наилучший уход.

Чэнь был рад оставить монастырь – путешествия подпитывали его жажду странствий. Хмелевар не сомневался, что большинство монахов объясняли его готовность спуститься с горы только этим. Эта мысль укладывалась в их мировоззрение и представление о том, что обитатели Шэнь-Цзынь Су по своей натуре разбалансированы и больше склоняются к Хоцзиню.

Чэнь не стал бы спорить, что любит путешествовать и исследовать новые места. У иных так и чешутся ноги, чтобы отправиться в путь – из-за страха застрять на одном месте. Но не у Чэня. Он повернулся к своей спутнице и улыбнулся.

– Мне просто кажется, что каждый раз, когда я иду дальше, то освобождаю место для отдыха и наслаждения кому-то другому.

Ялия Мудрый Шепот удостоила его озадаченным выражением лица, не лишенным, однако, веселости.

– Мастер Буйный Портер, у нас опять разговор, в первой половине которого я не участвовала?

– Мои извинения, сестра. Иногда мысли носятся в голове и просто выпадают наружу, как кубики дзихуи. Никогда не знаешь, какой гранью, – Хмелевар указал на монастырь, скрывшийся за пеленой туч. – Мне очень даже нравится монастырь.

– Но вы бы не смогли остаться в нем навсегда?

– Нет, не думаю, – Чэнь нахмурился. – Мы уже вели этот разговор?

Она покачала головой.

– Порою вы, мастер Буйный Портер, замираете, пока подметаете или смотрите, как человек уходит на свою тропу вверх по горе, и словно теряетесь. Вы смотрите в какие-то дали – прямо как когда готовите напиток.

– Вы это заметили? – сердце Чэня забилось быстрее. – Вы за мной наблюдаете?

– Трудно не обратить внимания, когда в ком-то так ярко сияет любовь к новым начинаниям. – Взгляд пандаренки искоса задержался на нем, и к взгляду присоединилась улыбка. – Хотите знать, что я вижу, когда вы работаете?

– Для меня честь услышать ваши мысли.

– Вы становитесь линзой, мастер Буйный Портер. Вы знакомы с миром – миром за пределами Пандарии – и вы фокусируете свои знания на деле. Взять, например, напиток выздоровления, который вы сварили для тролля. Есть пандарены-хмелевары, которые бы провели варку с тем же мастерством. Возможно, и с бо́льшим. Однако нехватка опыта привела бы их к неудаче – они не знают, чего добавить в напиток, чтобы оздоровить тролля, – она опустила взгляд. – Боюсь, я выражаюсь непонятно.

– Нет, я понимаю, благодарю, – Чэнь улыбнулся. – Всегда поучительно увидеть себя чужими глазами. Вы, конечно, правы. Просто я никогда не считал это фокусировкой. Для меня это развлечение, мой подарок другим. Когда я заварил чай для вас и настоятеля Тажаня Чжу, я хотел показать свою признательность и поделиться частичкой себя. По вашим словам, выходит, я делился частичкой мира.

– Это так. Благодарю, – монахиня кивнула, пока они медленно спускались в долину, окруженную лоскутным одеялом далеких деревень и возделанных полей. – Это ваше замечание намекает на иной мотив для путешествия, нежели погоня за черепахой или желание повидаться с племянницей. Я права?