Анна Сешт - Берег Живых. Буря на горизонте

Ша облюбовала себе место в тёмной нише под наосом, у подножия высокой статуи Владыки Каэмит. Много времени она отдыхала там, в прохладе и темноте. Колдун устроил ей логово, застелив пол мягкими циновками и отрезами тканей. До последнего мужчина боялся, что самка сбежит в пустыню, но она продолжала доверять ему.

Во время ритуалов ша выбиралась из своего импровизированного логова. Иногда её утробный голос вплетался в песню Колдуна, когда по-своему она славила их общего божественного покровителя. Так было до того дня, когда она вдруг не вышла. Маг ласково звал её, но она не отзывалась.

Приблизившись к наосу, мужчина опустился на колени и заглянул под него. Его чуткий слух едва различал её хриплое дыхание из темноты. Ей было плохо, больно, тяжело, и у неё не хватало даже сил, чтобы позвать на помощь. Когда мужчина поднёс воды, самка не притронулась к ней. Она даже не оскалила зубы, когда маг отёр её морду влажной тряпицей.

Собственные тревоги мгновенно оставили его. Колдун заметался по храму, собирая необходимые эликсиры, снося к логову под наосом всё необходимое, что только могло пригодиться. Он вливал самке сквозь зубы целебные зелья, гладил по животу и нашёптывал древние заклинания, которых уже давно никто не слышал под небом Владык Эмхет. Ша, благословившая этот храм своим приходом, не должна была умереть. При одной мысли об этом у мага наворачивались злые слёзы, и с новой силой звучал рокочущий речитатив заклинаний. Жизни двуногих значили для него намного меньше, чем жизнь огнегривой самки и её нерождённого потомства.

Самка металась и мучилась в его объятиях, взлаивала и утробно рычала, а иногда стонала совсем по-людски. В какие-то мгновения их восприятие сливалось, и тогда Колдун чувствовал, как его сила вливалась в неё и как уже его внутренности разрывались от боли, сокращались, раскрывались, проталкивая на свет маленькие живые комочки, хрупкие и бесценные…

Лишь одного не удалось ему спасти в ту долгую ночь. Семь живых щенков народилось у его самки – по числу самых ярких звёзд Северного Серпа, созвездия, посвящённого его Богу. Восьмой так и не сделал свой первый вздох, как ни вливал в него силу Колдун. А потом в изнеможении мужчина лёг рядом с ша, ласково вылизывавшей пищащие клубочки. Устало он прошептал благодарственную молитву, прежде чем забыться сном, крепким, как сама смерть.

Проснулся он оттого, что его настойчиво выпихивали куда-то. Не сразу Колдун осознал, где находился, и только выкатившись из логова под аккомпанемент утробного урчания вспомнил. Он прижимал к груди окоченевший трупик. Ша в логове прогоняла его на охоту довольно бодрым рыканьем. Ужасы минувшей ночи, когда смерть почти пришла за ней, остались позади.

– Видишь, как несообразительны двуногие самцы, прекрасная, – усмехнулся маг, потягиваясь до хруста в костях и разминая затёкшие мышцы, но не выпуская из рук холодный комочек. – Исправлюсь сей же час.

Заглядывать в логово он не стал. Самка была не в лучшем расположении духа и могла укусить. Справедливо рассудив, что раз она не жаловалась, то щенки были в безопасности, Колдун покинул святилище. Мёртвого детёныша он с молитвой доверил священному огню. После он набрал полную флягу воды, захватил копьё и отправился на охоту. Маленькой стае священных зверей, поселившихся в древнем храме, нужны были силы.

На этот раз маг пошёл глубже в пески. Мяса змей было бы недостаточно для такого случая. Он надеялся выследить газель или неосторожную песчаную кошку. И хотя сил он потратил немало, колдовское искусство по-прежнему оставалось его лучшим оружием, не знавшим промаха.

В том, что удача улыбнётся ему сегодня, он не сомневался. Иная, эльфийская часть его наследия позволяла ему настроиться на природу и землю, хоть это и не были зачарованные чащобы по ту сторону гор. Серкат недаром учила его вслушиваться в дыхание пустыни, выслеживать обитателей песков, находить воду и безопасные тропы. Плох был тот жрец Сатеха, кто не умел чувствовать ритмы Каэмит и выживать здесь. Кому, как не Его служителям, могли открываться нити и островки жизни посреди бесплодных песков и красноватых скал. Подобно тому, как наследники Ваэссира чуяли свою землю и могучий ритм Великой Реки, так отверженные жрецы древнейшего из культов Таур-Дуат дышали в такт с владениями своего Бога даже там, где все прочие погибали.

Колдун вернулся в сумерках, неся на плечах молодую газель. Ни кусочка её нежного мяса он не оставил для себя. Несмотря на усталость, у него было радостно на душе настолько, что он даже напевал. Его голос отражался эхом среди древних камней – эхом, показавшимся бы многим жутким, но, разумеется, не ему самому.

Он затеплил настенные светильники – длинные мистические тени тут же заплясали на камнях пола, – вошёл вместе со своей ношей в святилище… и замер на пороге. Большой матёрый зверь с мощными лапами и клочковатой красной гривой застыл в центре зала, неуверенно водя из стороны в сторону раздвоенным хвостом, и чуть припав на передние лапы. Его глаза-угли смотрели в сторону наоса, из-под которого раздавалось глухое угрожающее рычание.

Осторожно Колдун опустил газель на пол и поудобнее перехватил копьё.

– Удумаешь причинить им вред – я убью тебя, – спокойно произнёс он.

Убить священного зверя было тяжким грехом, но сейчас Колдун стоял на защите целой священной стаи.

Ша резко развернулся и бросился на мага. Мужчина ударил его древком и выкрикнул заклинание, усмирявшее чудовищ пустыни. Несколько раз самец огрызался и бросался на мага вновь, но древние забытые слова пробуждали его сознание за пеленой инстинктов, а копьё удерживало дистанцию. Колдун не ранил зверя, но удары древком наносил вполне ощутимые. Голос его звучал повелительно, усмиряя ярость хищника, обращая его суть к пониманию. В итоге самец чуть припал на передние лапы и склонил гривастую голову. Колдун опустил копьё, приблизился к противнику и позволил обнюхать обёрнутую льном опалённую руку. Между ними воцарилось подобие мира.

Ша наблюдал, как мужчина оттащил газель к логову самки. Новоиспечённая мать была очень голодна и нехотя ненадолго оставила щенят в глубине своего логова, чтобы насладиться пиршеством. Самец сел поодаль, обернув хвостом лапы, и наблюдал. Колдун же наблюдал за обоими созданиями, которых прочие называли чудовищами.

Самка наелась и даже оставила немного мяса магу. Напившись воды из глубокой фаянсовой чаши, которую поднёс ей мужчина, она благодарно ткнулась мордой ему в бок. Потом она оскалилась на самца и угрожающе подняла ядовитый хвост, ощетинив обе иглы, но зверь только склонил голову.

– Это – отец? – тихо спросил Колдун, погладив самку по загривку.