Юлия Ефимова - Летописец. Книга 3. Четыре наследника

Если он прав… Неужели Валер Мэйдингор её дядя, а отец – Артур Мэйдингор? А мать, получается, Рижитта Кройдом? Значит, она наследница короны после Дайруса? То есть вместо Дайруса, так как он уже не король. Ванда лихорадочно вспоминала всё, что знала о судьбе родителей. На память приходили в основном ужасы об их смерти, история их свадьбы с кучей похабных деталей, которые любил пересказывать Макс. Ему почему-то та история особенно нравилась: принцесса по своей воле выбрала горца в жёны, увела его у кузины, отдалась ему прямо на обеденном столе и высмеяла собственную мать, когда та предложила расторгнуть брак и выйти за Айвариха. Рассказывая об этом, Макс обычно подмигивал Ванде, его глаза довольно блестели. Кажется, это его возбуждало, подумала Ванда и вдруг поняла: Макс знал правду. Конечно, в такой небольшой общине сохранить подобную тайну невозможно. Многие наверняка знали, что она – не дочь Валера, скрывая это, чтобы спасти её от участи родителей. Если бы Макс сказал раньше… Но нет, он хотел использовать её в тёмную, с горечью подумала она. Он не доверился ей и сгинул в тумане без надежды отыскать выход в иной мир. Ванда испугалась своих мыслей и решила вернуться к реальности:

– Если ты мне соврал, я шкуру с тебя сдеру, а потроха скормлю собакам у тебя на глазах, – пообещала Ванда.

– Дак мне незачем врать, моя госпожа, ибо мне нужна ваша помощь, – Фил говорил почти подобострастно, но она ему не верила. Этот прохвост обманет кого угодно.

– А точнее? – Ванда нетерпеливо поёрзала в кресле у стены и покосилась налево – Фил пристроился в соседнем кресле. Между ними притулился столик астурийского малахита, на нём стояли небольшие часы в бронзовом шестигранном корпусе – подобие шкатулки на коротких ножках-шариках. Стрелка на верхней плоскости указывала на цифру 9. Эту маленькую механическую диковинку муж привёз из Шагурии вместе с пистолетом – до тех пор Ванда видела только настенные и башенные часы. Георг любил такие вот новинки.

Помимо малахитового, вдоль стены выстроились деревянные столики с шахматными досками и колодами карт, а также диван. Стену напротив занимали три высоких окна, выходившие в цветущий сад. По окнам барабанил дождь – он почти не прекращался уже много дней.

Они сидели в гостиной дома Георга, Фил даже выпросил бокал красного вина. Ванда глотнула немного из своего бокала и поставила его на столик, прислушиваясь к монотонному тиканью часов. Она любила эту гостиную, поэтому, наверное, ничего здесь не поменяла: светло-зелёные стены с резными деревянными панелями, пейзажи сканналийских и барундийских художников, кресла с обивкой изумрудного цвета. Огромный камин доходил до потолка. Ванда украсила гостиную вазами с веточками деревьев из сада – она предпочитала их цветам, – и запах свежей зелени наполнял комнату. В центре висела люстра на двадцать свечей. Обычно под ней ставили большой деревянный стол, сейчас он не нужен – единственным гостем после Дня Великого Дара был Кэйрон.

– Я хочу видеть вас королевой, вы имеете полное право на трон, разве нет? Не меньше, чем королева Марция. – При упоминании Марции Ванда поморщилась – шрам от её коготков остался на щеке и раздражал Ванду каждое утро при взгляде в зеркало. Она пыталась спрятать его под слоем пудры, но Кэйрон вечно смотрел на неё так, словно видел уловку насквозь. Зачем она связалась с этим болваном? Кэйрон только и делает, что слушает скантов, возбуждает ненависть в народе, устраивает казни недовольных да издаёт законы в пользу язычников. Эктариан и зарианцев он пока не трогал – Ванда была уверена: это ненадолго. Сколько покушений он вынесет, прежде чем начнутся массовые казни? Первая такая случилась после нападения на эту чёртову Маю. Кэйрон в ту ночь схватил и запытал до смерти человек десять, столько же казнил на следующий день, Мая же наутро как ни в чём не бывало появилась на публике. Это вызвало переполох среди всех, Кэйрон приказал ей не появляться вне дворца. Впрочем, он наверняка боялся новых покушений. Ванда скривилась: какие тут покушения, если весь город уверен, что она побывала на том свете и обрела бессмертие. Вот бы с кем поговорить о воскрешении Макса. Кстати, о Мае.

– Если я потомок Свенейва, значит, я смогу приказывать летописцу?

– Ну да, коль станете королевой, – заверил Фил.

– Но как я ей стану? Мой муж жив…

– С вашего-то мужа мы и начнём, – Фил встал и налил вина. Бутылка почти опустела, но в комнате было ещё две. Может, он напьётся и выдаст что-нибудь важное? Ванда пристально изучала собеседника, пока он пил. Один вопрос вертелся у неё на языке.

– Объясни, – начала Ванда, – почему ты идёшь против своих? Почему ты сказал, что их вера не твоя? Ты же свергал Дайруса вместе с ними.

– По другим причинам. – Фил аккуратно поставил пустой бокал на столик. – Как по мне, я не верю, что сканналийцы сумеют вернуть старую веру. Наивно считать, будто горстка заговорщиков удержится у власти, вы не согласны?

– По-твоему, Дайрус вернётся? – не выдержала Ванда.

– Если выживет. – Фил уставился на неё, по спине Ванды побежали мурашки. – Но он не выживет, уж поверьте. Вы окажетесь единственной наследницей и станете королевой. Коли у Кэйрона хватит мозгов, он ухватится за вас, если ж нет… Он тоже не бессмертен, верно? Бессмертие возможно лишь по ту сторону Черты, но мы-то живём по эту.

– Есть не только Дайрус…

– Конечно, прикончить надо всех наследников, вы же понимаете? Их судьба решена.

Ванду передёрнуло: она впервые задумалась о троне всерьёз. Ни разу до этого её не волновало, сядет ли она на него. Как и её мать когда-то, Ванда не испытывала тяги к власти, презирая тех, кто воображал себя властителем над людьми и землями. По горским обычаям женщина вообще не имела права на власть, и когда-то Рижитта со смехом отринула предложение матери выйти за Айвариха. Ванда не помнила мать, но, судя по тому, что она знала, между ними обеими много общего. Она когда-то влюбилась в Георга, ради него готова была воевать с королём, жить в глуши, даже умереть. Матери повезло больше – её страсть нашла утоление в страсти мужа. Вот если бы Макс… Но и Макс не столько любил её, сколько хотел использовать. Наверное, он просчитал всё давным-давно, или кто-то просчитал это за него. Ванда не была высокого мнения об уме Макса.

– Скажи, когда Захар пообещал мне вернуть Макса живым, он врал? – вдруг спросила Ванда Фила.

– Он говорил правду, потому что это возможно, но он врал, потому что сам он на такое неспособен, – Фил уставился на струи дождя на стекле окна напротив. – Он брал вашу кровь для Летописи, а не для ритуала оживления мертвеца.

– Но его можно оживить?

– Вы этого хотите, моя госпожа? – Фил повернул голову, глядя исподлобья.