Алексей Гришин - Решение офицера

Из чего возникают сны?

Из мечты? Тогда нам видятся покоренными самые высокие вершины, к подножию которых мы только подошли, нас любят самые красивые женщины, с которыми мы даже не набрались смелости познакомиться.

Из прошлых утрат? И мы запросто болтаем с давно ушедшими друзьями, лишь тихо удивляясь, как им удалось вернуться в наш, такой прозаический, мир. Мы делимся с ними сомнениями, рассказываем сокровенные тайны. Почему? Может быть потому, что где-то там, глубоко внутри себя, видим в них камертон, по которому неосознанно сверяем правильность своих дел, верность принятых решений? Они не были безупречны, но во сне что-то происходит с нашей памятью, давая друзьям несомненное, безусловное право судить.

В эту ночь Жану снился его учитель. Опер, которому когда-то поручили сделать из выпускника минских курсов сотрудника, от которого можно требовать хоть каких-нибудь результатов.

Солнечным днем они сидели на крыльце старого дома посреди Зеленого квартала. Учитель – в невозможном здесь сером шерстяном костюме, белоснежной рубашке и сиреневом шелковом галстуке, в которых когда-то ходил на службе. Жан – в легкой кожаной куртке, кроссовках и джинсах. Вокруг слонялись местные оборванцы, но никто не обращал внимания на необычно одетых и говорящих по-русски собеседников.

– Ты же умер!

– Конечно, ты же был на похоронах.

– Тогда как оказался здесь?

– Все просто: ты звал – я пришел.

– Я никогда этого не говорил.

– Верно. Но разве нам всегда были нужны слова? Или с тех времен что-то изменилось?

– Нет… Да… Не знаю… В конце концов, с тех пор я сам успел умереть!

– Правда? А мне кажется, ты вполне себе жив, даже сын у тебя появился.

– Да. Здесь, но не там. А так ты прав, повезло. Счастливая случайность с вероятностью бесконечно малой. Я вообще счастливчик, ты же знаешь.

– Не думаю. Мне кажется – наоборот, в твоей жизни все было закономерно. Ты не мог не родиться, потому что твои родители любили друг друга. Ты пошел в ту школу, потому что жил в том районе. В этой школе работал учитель физики, который увлек не одного тебя, поэтому ты выбрал тот институт. Ну а уж в нашу контору случайно вообще никто не попадал, тебе ли не знать.

– Но жена – ее-то я встретил случайно?

– На комсомольском выезде в дом отдыха? – Учитель добродушно усмехнулся. – Там было много девчонок, но ты увидел только ее – разве это случайность?

– Хочешь сказать, что я шел по жизни, как слепой за поводырем?

– Вовсе нет. Сам знаешь, сколько наших друзей ушли в сторону. Легкие заработки, легкие женщины, легкая выпивка. Нам лишь предложили путь, а уж идти ли по нему – каждый решал сам. Я к чему… Если посмотреть так – согласен, что в твоей жизни не было случайностей?

– Ну, если так, то, наверное, да, согласен.

– Тогда вспомни – если в ряду закономерностей происходит что-то необычное, о чем это говорит?

– О том, что случайность – непознанная закономерность. Есть некий неучтенный фактор, который надо найти.

– Вот и ищи его. Хотя, боюсь, в свое время он сам тебя найдет. И тогда придется понять, зачем тебя поставили на эту вторую дорогу. А пока… пока ты неплохо поработал в этом городе.

– Надеюсь. Но почему моя работа несет смерть?

– Ты никого не убил. Во всяком случае, не в бою. Кроме одного, но тот сам напал на тебя.

– Да. Только погибшим от этого не легче. Почка, Шантерель, Мэтью Серый. Маршанд, сына которого убили в драке, вдова сошла с ума. Робер – он был сволочью, но не заслуживал, чтобы его зарезали в подворотне как барана. Я вытащил из грязи девчонок, но даже боюсь подумать, в какое дерьмо еще их окунет жизнь.

– Они все не были ангелами. И умерли не от твоей руки, ты даже не хотел этих смертей. Проблема не в этом. Боишься сказать?

– Наверное, – Жан пожал плечами. – Да, пожалуй, ты прав – я действительно боюсь. Новой работы.

– Уверен, что именно боишься?

– Сам посуди, придется ловить крестьян, которые стали грабителями лишь потому, что не нашли другого способа прокормить свои семьи. Однако никому не будет дела до этого – приговор будет один. Семьи умрут от голода сами.

– Крестьян? Если действительно думаешь так, то я был плохим учителем. Ты умудрился не увидеть очевидного. Мне жаль, прощай. – Учитель встал и уверенным шагом пошел по грязной улице.

– Андреич, подожди! Что? Чего я не увидел? – Жан попытался вскочить, догнать, расспросить… Но ноги не послушались.

Учитель остановился, обернулся, посмотрел долгим пронзительным взглядом, потом вновь пошел прочь.

– Андреич!!!

Жан проснулся от собственного крика. Успокаиваясь, огляделся, стал собираться с мыслями, постепенно возвращаясь к действительности… В этот момент на главной башне собора Нотр-Дам д’Амьен ударил колокол. В Галлии начинался новый день.

Монпелье

Его преосвященство, верховный пастырь Окситании герцог Руади писал письмо в Париж. Получатель – глава реформистской церкви Галлии, могущественный человек, контролирующий четверть страны. Простолюдин, когда-то монах в забытом Богом и людьми мелком монастыре. Своим трудолюбием, верой и талантом убеждать народ, вести его за собой он выбился из низов церковной иерархии, стал аббатом ортодоксов. Лишь тогда осенила его благодать истинного учения, после чего приобщился бывший аббат к идеям реформистов, в церкви которых неожиданно быстро сделал головокружительную карьеру.

Теперь в руках этого человека сосредоточена огромная власть, а главной обязанностью монсеньора Руади является эту власть всячески преумножать, вселяя в головы галлийцев простую истину о том, что нет в мире иной истины, кроме той, что открывается последователям новой церкви.

А то, что герцог служит простолюдину… ну так говорил же Спаситель, что мирские титулы есть тлен и обман, ибо лишь церковь вправе выделять пастыря из овец.

Был, правда, еще один нюанс, о котором знало лишь несколько человек, высших иерархов нового служения. Маленький такой, но за знание о нем правитель Галлии, не задумываясь, пожертвовал бы своей рукой. Только кому нужна та рука? Нет уж, лучше об этом молчать – и король целее будет, и осведомленные люди богаче – всем хорошо!

А нюанс заключался в том, что много лет назад блестящий юноша, потомок одного из знатнейших семейств Кастилии, согласился назваться именем галлийского крестьянина и принять постриг в том самом захудалом монастыре. Потому и не чувствовал себя герцог ущемленным, отчитываясь перед своим духовным наставником, якобы выходцем из подлого сословия.