А. Динцов - Альтернатива. Бой за власть

В эпоху, стёртую из памяти временем, когда сама Жизнь не знавала людей, сушу населяли нэогары. Им были чужды кровь и плоть, тепло и доброта; нэогар – это живая сталь, укрытая бронёй. Лица их, – плоские и холодные, чем-то походили на людские, но точно не светившимися словно фары глазами. Очи их были широки и глубоки, а излучаемый свет ярок, как факел во тьме. О выступе для дыхания их лики не знали, зато узкие рты кусали твёрдые губы ради слов. Пища их – ток, а жидкость враг, от которого берегли латы.

Скверные, жестокие натуры нэогаров разорвали два полушария материка, разделённых пустыне-перешейком, на четыре королевства, чьи престолы отдали сильнейшим внутри стран. Наивно полагать, что турниры, коими избирали правителя, были простыми схватками холодных стальных рук. Преклонение пред могуществом природы породило «особые механизмы», обуздавшие власть естества. Рвение к главенству своего «механизма» возвело нерукотворные границы меж державами, закрытыми и враждебными. Гордыня и амбиции то и дело разжигали войны, а власть природы обратилась оружием, против собрата с чужим «механизмом». Мира в этом мире не бывало. Только затишье, чей срок иссяк…

1 эпизод. Бессмертие

Сказать, что любовь к войне у нэогаров в крови – запрещает логика, но эта фраза ясней всего отображает суть их жизни. Хотя, на момент царствования Вэнтэра – короля Витры, чей «воющий механизм» повелевал ветром, перемирие меж странами казалось крепким. Но Вэнтэр не был из тех, кто упускал шансы. Его обуревало рвение к тотальной власти, а в мире четырёх держав, это лишь мечта.

Главная обитель королей, несомненно тронный зал. Помпезность и реки льющего сквозь открытые ставни света нельзя было встретить в залах монархов. Они выглядели мрачно, сдержано, строго, точно как их хозяева. Эталоном готичности служил тронный зал Витры, чей каменный престол отягощал Вэнтэр. Его слава гуляла по материку, крича о себялюбии, бездушии и бесстрашии.

– Сталис, – громыхнул в тишине холодный глас короля, объявив начало военного совета, – сильнейший в Сталии, что лежит за границей, готов пропустить наше войско через свою землю, дабы армия дошла до перешейка.

– Пока его землю, – вставил ехидный до основания укрытых бронёй плат нэогар. – Сталии никто не поможет, я об этом договорился, – с удовольствием заверил улыбавшийся советник.

– Сталис мудр, его войско уже мобилизовано. Даже один на один мы можем потерпеть поражение, – генералу Витры часто приходилось обращаться голосом реальности.

– В войне с «магнитами» соседей? Не смеши, наш «вой» сметёт их оборону, как пыль! – Вэнтэр всегда был самоуверен. Даже когда сила его измерялась чужими жизнями, он видел только цель. И шёл к ней. Шагал так, что сотрясал сам свет, и добывал территории в свою усладу. Меньше чем чужие смерти его волновали только чужие желания, хотя мало кто выступал против войны.

Витра пожрала Сталию как змея мышь, не встретив и половины трудностей, что ожидала. За доверие король державы поплатился жизнью, а народ его – свободой. Как и прочие короли, как и два других народа. С доступом к перешейку и возросшей армией, Вэнтэр протянул пальцы к Валлону, сорвав голову с плеч её короля, а затем подмял и Маггар – соседа, союзника, и предателя «лазурного механизма», процветавшего в Валлоне.

В тот выжженный огнём и стёртый ветром день, на рассвете которого пала королева Маггара, страны, слывшей самым свирепым могуществом, Витра подчинила последнее свободное место планеты, столицу «пламенного механизма». В момент, когда это свершилось – Вэнтэр сделался императором, что видел в самых смелых мечтах. Но с империей, выкованной из четырёх народов молотом смерти и огнём раздора – пришли бунты, восстания и крамолы.

– Видел бы ты, что они вытворяли, – словно пред нэогаром был не император, а давний друг – молвил Вэнтэру его заместитель. Если покоритель всегда был строг, сдержан и хладен, а его латы серо-чёрного цвета видом своим увеличивали владельца, то избранный заместитель, тот, что сплёл сеть из вранья и интриг победы ради, облачался в доспехи белёсые, лёгкие и узорчатые. – Как они требовали свободы и своей земли… эти маггарцы чего доброго вытолкнут наши силы за стены своей столицы, – словно мир – игра, а война – миссия, отчитался Кадэн властителю.

– Сложи их стены на землю, да так, что бы жертв побольше, – выдал Вэнтэр, что даже сидя на массивном каменном троне, не мог обрести покой.

– Всех всё равно не перебьёшь, – с насмешливым сожалением молвил заместитель, вышагивая по ступеням, вёдшим на трон. – А если и перебьёшь, кто будет держать твою империю? Только наших соотечественников, на всё не хватит, – выдавил заместитель образ грусти.

– И что мне теперь делать? – заметно напрягся тиран, вытянувшись на встречу Кадэну. Его голубые впалые очи встретились с глазами докладчика, цветом и формой схожими с ограненными изумрудами.

– Отними у них разницу, – с лёгкой усмешкой предложил Кадэн. – Пущай все будут как один. Вырежи из них «механизмы», и империя станет общей, а не только витровцев.

Владыка неизбежно задумался, и надолго думы сковали его. Все три победы заслужил в первую очередь Кадэн, ведь не только баталиями Витра покоряла врага. Альянсы, созданные и разлаженные, вот чем помог нэогар, ставший заместителем. Вэнтэр доверился ему однажды, и не прогадал.

Не было угрозы в том, чтобы вновь испытать его мудрость.

Миром да лаской железное население империи никто и не вздумал уговаривать. Кампания императора против раздора четырёх народов затянулась на десятки лет, и обошла стороной привилегированных вельмож, министров, генерала, императора, что естественно… но цели своей Вэнтэр достиг. Смертями, гонениями и болью, но достиг. Он водрузился на чужих страданьях так высоко, как не удавалось ещё никому. Он сотворил то, о чём его предки боялись мечтать: Империя – единая и нерушимая, великая и безграничная.

Иссякли земли, которые можно было отобрать; перевелись войска, которым полагалось противостоять. Но это не означало, что исчезли все имперские враги. Что теперь Вэнтэру не к чему было стремиться, и не стояло пред ним более угроз.

Сталь крепка и опасна, но если нечему её точить – она ржавеет и рассыпается. Две сотни лет со дня триумфа ничто не точило воеводу. Под грузом годов своих, сдавленный пятью веками жизни – Вэнтэр состарился. Даже для живой стали этот срок был внушителен; в среднем, нэогары проживали не более четырёх сотен дней создания. На арену против тирана, вышла сама смерть.

В день неприметный ничем, под низкий голос генерала Кана, что возглавлял основные войска при штурме и взятии каждого королевства, Вэнтэр не взглянул никуда, кроме пустоты. Внешние звуки до него долетали, но бились о врата раздумий и опадали, как осенние листья. Властителя заковали в латы новые и чистые, мрачные и внушительные, но то, что переодеть нельзя было – испачкала старость. Лицо укутал плед шрамов сотен битв, длани скрипели, а ступни пожрала ржавчина.