Джей Кристофф - Темный рассвет

Мия прищурилась.

– Моей целью было отомстить за семью. Убить Рема, Дуомо и Скаеву. И я это сделала, прожив восемь гребаных лет по уши в крови и дерьме. Сделала без участия твоей драгоценной Матери.

– Мия… – пробормотала Эшлин.

– Красная Церковь схватила Меркурио, Трик. Одна Пасть знает, чего они хотят от него, но он в их руках. Вероятно, они знают, что он помог мне убить Скаеву. Я должна…

– Мия , – настойчивее повторила Эш.

Она повернулась к своей возлюбленной и увидела страх в ее прекрасных голубых глазах.

– Что такое?

– Я должна кое-что сказать тебе… О Скаеве.

– Ну, так говори.

– …Тебе лучше присесть.

– Ты издеваешься? – Мия фыркнула. – Выкладывай, Эшлин.

Ваанианка закусила губу. Сделала глубокий, порывистый вдох.

– Он жив.

Глаза Йоннена округлились, маленький рот приоткрылся. Сердце Мии пропустило удар, живот затопил жуткий страх, от которого она стала холоднее мертвого юноши позади нее.

– О чем ты говоришь? – прошипела Мия. – Я пронзила его ребра клинком из могильной кости. Разрезала его ебаное сердце на части!

Эш покачала головой.

– Это был двойник, Мия. Актер, преображенный ткачихой Мариэль, чтобы он выглядел как Скаева. Консул был в сговоре с Красной Церковью, и они с самого начала знали о нашем плане победить в «Магни». Они хотели , чтобы ты убила Дуомо. Скаева воспользуется публичным убийством кардинала, чтобы получить постоянные чрезвычайные полномочия. Он станет королем Итреи, хотя и без титула.

В голове Мии все поплыло. Сердце вырывалось из груди. Кожа покрылась пленкой ледяного пота.

Неужели это правда?

Неужели он предвидел ее действия?

Неужели она была так слепа?

Ее ноги подкашивались. Голова кружилась от усталости, потери крови и яда Солиса, по-прежнему снующего по венам. Мия глянула на Йоннена и увидела триумф в его черных глазах. Она была так осторожна. Так уверенна. Она помнила свое ликование, когда клинок пронзил грудь Скаевы; умопомрачительную радость, когда его кровь забрызгала ей подбородок и губы – такая теплая, густая и прекрасно алая.

– О, Богиня…

Мия всмотрелась в Эшлин, отчаянно пытаясь уличить ее во лжи, в уловке.

– Откуда ты знаешь?

– Скаева сам мне рассказал. Когда меня схватили в часовне. И, Мия… он рассказал кое-что еще, – Эш с трудом сглотнула, ее голос дрожал. – Но я не хочу причинять тебе боль. Не хочу произносить эти слова, зная, что они с тобой сделают.

– Я думала, все кончено… – На глаза Мии нахлынули горькие слезы, но она слишком устала, чтобы подавить их. – Восемь г-гребаных лет. Я… я вправду позволила себе поверить, что все закончилось.

Она упала на колени в море кричащих лиц, испытывая искушение присоединиться к ним.

– Что может быть хуже?

– О Богиня, прости меня…

Эшлин присела на камень рядом с ней. Взяла Мию за руки и глубоко вдохнула.

– Мия…

Та покачала головой, по ее щекам покатились слезы.

– Мия… он твой отец.

Мия сидела на черном берегу, в ее голове боролись три цвета.

Первый – алый, как кровь. Алый, как ярость. Он сжимал ее руки в кулаки. Наполнял до краев, от макушки до пальцев ног. Побуждал ругаться, плеваться огнем и топтать эти измученные каменные лица. Поддаться ему, пусть и временно, было бы блаженством, как и дать волю своему прославленному темпераменту. По крайней мере, теперь Мия знала его происхождение.

Парящая в воздухе вокруг, в городе наверху, меняющая архитектуру под ее плотью.

Всю ее жизнь.

Злость погребенного бога.

Второй цвет – серо-стальной. В ее живот, словно нож, проскальзывало подозрение, холодное и жестокое. На миг она даже взмолилась, чтобы все это оказалось обманом – манипуляциями мужчины, который всегда был на три шага впереди. Но в темных глубинах своей души Мия знала правду. То, как смотрел на нее Скаева в ту перемену, когда ворвался в дом ее матери. В перемену, когда он вытянул руку и забрал весь ее мир. Блеск в его глазах, когда он опустил на нее взгляд и его улыбка стала темной, как синяк.

«Хочешь знать, что греет меня по ночам, малышка?»

И так ярость погубила подозрение. Утопила в багровом потоке.

Но за стальным серым подозрением пришла скорбь. Черная, как штормовые тучи. Обращая ее проклятия во всхлипы, а злость в слезы. Мия легла на этом безмолвном, кричащем берегу и расплакалась. Как ребенок. Как гребаное дитя. Позволив своей скорби, своему ужасу, своим страданиям срываться с губ и литься по щекам, пока глаза не стали красными, как кровь, а горло не засаднило.

Дарий Корвере. Судья люминатов. Лидер Восстания Царетворцев. Мужчина, который дарил ей головоломки на Великое Подношение, который читал ей сказки перед сном, чья щетина щекотала ей щеки, когда он целовал ее и желал сладких сновидений. Мужчина, который поставил ее ножки на свои и закружил по мерцающему бальному залу.

«Я люблю тебя, Мия».

«И я тебя».

«Обещай, что всегда будешь помнить об этом. Что бы ни случилось».

Мужчина, которого она обожала, мужчина, которого оплакивала, мужчина, отмщению за которого она посвятила восемь лет жизни. Мужчина, которого она звала отцом.

Хотя он и близко им не являлся.

Эшлин сидела возле нее все то время, что она плакала, ласково обнимая за талию и прижимаясь прохладным лбом к ее спине. Мистер Добряк и Эклипс тоже были рядом, молча наблюдая за хозяйкой. Йоннен смотрел на нее с новообретенным замешательством, мерцающим в бездонных глазах. Черных, как вороново перо. Черных, как истинотьма.

Прямо как у Скаевы.

«Прямо как у меня».

– Его жена не может рожать детей, – пробормотала Эшлин натужным от горя голосом. – Жена Скаевы, я имею в виду. Полагаю, поэтому он и забрал Йоннена… после…

– Всем хорошим королям нужны сыновья, – прошептала Мия. – А вот дочери – не особо.

– Мне жаль, милая, – Эшлин прижала исцарапанные и кровоточащие костяшки пальцев Мии к своим губам. – Черная Мать, мне так жаль…

Эклипс подошла ближе и обернулась полупрозрачным телом вокруг талии Мии, уложив голову ей на колени. Мистер Добряк устроился у нее на плечах, укрываясь волосами и по-хозяйски обвивая хвостом ее грудь. Мия нашла утешение в их дымчатом холоде, в легких, как шепот, прикосновениях, в объятиях Эш. Но вскоре ее взгляд притянул черный пруд. В воздухе витала тяжелая медная вонь крови. Мия снова посмотрела на свои пустые руки, на своих спутников, на свою тень, которая была темнее, чем когда-либо.

«Многие были одним. И станут снова?»

Покосилась на безочажного юношу. Его взгляд теперь был сосредоточен на Эшлин. На их переплетенных с Мией пальцах. Она помнила, что однажды эти черные глаза были карими. Что однажды эти пальцы ласкали ее в местах, к которым никто не смел прикасаться.