Игорь Киселев - Темь. В битве за истину

Так что не шел сон в Вованову голову – ну, никак не шел. Так всю ночь и просидел он, посвечивая во тьме зеленоватыми лешачьими глазами и не обращая внимания на громкий храп сомлевшего соглядатая-овинника.

Лишь когда над лесом застенчиво начал розоветь карельский рассвет, обещавший ясный морозный день, Вован принялся за дело – а именно за приготовление завтрака для измученной долгим путешествием митромировой команды, беззастенчиво использовав припасы лесных жителей. И когда бледное солнце поднялось над горизонтом, над голубым пламенем костра уже аппетитно дожаривался на огромном вертеле очередной кабан, извлеченный из огромной кучи валежника, присыпанной снегом. На том же вертеле булькал котелок с чаем из засушенных лесных трав.

– Мальчики налево, девочки направо, – из-под звериной шкуры показалась заспанная физиономия Лехи, волосики над его залысинами стояли дыбом. – Мы еще живы? Странно… – и он с кряхтением пополз в ближайшие кусты.

Столь же страдающе просыпались и остальные спасатели, разбредаясь кто куда. А к костру степенно собиралась лесная компания, рассаживаясь вкруг на бревнах, заботливо собранных Вованом. Шумно отфыркиваясь, вылез из озера водяной и прошлепал к своему тронному пню, со всей очевидностью не собираясь уступать его каким-то пришельцам. За ним испуганно плелись русалки, подбирая на ходу брошенные при бегстве полушубки.

Еще через полчаса вокруг костра царила идиллия: вся лесная компания обгладывала кабаньи косточки, густо посыпанные неведомо откуда извлеченной Никитичем сушеной зеленью, издававшей явно восточный запах. Впрочем, в потрепанной походными ветрами шубе питерского домового могло храниться всякое…

Компания молчала. Но молчание было разное. Если у хозяев этого леса оно было деликатно-любопытствующее, то у прибывшей с неба команды – слегка очумелое и обидчивое. Вован молчал настороженно и в то же время покаянно. Митромир – задумчиво и слегка смущенно, пробуя рукой так и не побывавший в деле кинжал Марцеуса. Антон в задумчивой рассеянности с хрустом переламывал толстые кабаньи кости. Озабоченно проверял, задрав рукава, свою картинную галерею Леха, словно не веря, что с него заживо не содрали кожу. Глазки Никитича внимательно ощупывали окружающий лес, и по его шевелящимся бороде и носу ясно угадывалось желание немедленно отведать грибной настойки местного разлива.

Общую задумчивость решился, наконец, прервать наблюдательный соглядатай-овинник, но инициативу проявил мудро: посунулся к уху водяного и проникновенно пошептал ему несколько слов. Водяной понимающе булькнул и произнес:

– Э-э-э… Впервые мы в нашем лесу встречаем воителей, с неба павших…

– Прибывших, – вполголоса поправил овинник.

– Ну да, упавших, – согласился водяной. – И сверзившихся в добром здравии. С этих самых…

– Небес, – снова встрял овинник.

– Туч хвостатых и неведомых, – сердито зыркнул на него водяной.

Овинник заткнулся, подавленный великой мудростью хозяина.

– Надеемся мы, сей полет прошел во благости и в завершение битвы великой, в коей победу вы одержали и кою надо чествованием завершить, – важно завершил водяной.

Местный хозяин вод и лесов был действительно мудр, полагая, что о героических подвигах нужно рассказывать за хорошей чашей самогона, каковой и явился на свет. А поскольку этот классический народный напиток получил одобрение самого Никитича, то Митромир предложил деду повествовать о произошедших событиях.

И лесная чаща услышала вдохновенную сагу о неравной борьбе сил Света и Тьмы, в которой переплелись воедино верность и предательство, храбрость и трусость, дружба и коварство… По мере увеличения количества выпитых Никитичем чаш прошедшая битва приобрела сначала всепланетный, затем вселенский масштаб. Митромир с удивлением узнал, что способен испепелять взглядом несметные полчища Темных, а Антон, как выяснилось, небрежным мановением мизинца прихлопнул дюжину сильнейших демонов. Весняна стрелами чудесными и огненными поразила сонмище космических драконов, ну, а Леха… О нем Никитич повествовал так:

– И тут Алексей, такожде облачившись в одежды гнева и великого мужества, издал рык невиданный и матерный, и был тот рык столь велик, что пали в изумлении сорок сороков бесов и застыли в том изумленьи навеки, став камнями бессловесными и холодными…

Леха, услышав о своих новых матерных возможностях, только крякнул и побагровел.

Хухрику досталась скромная роль: он, как выяснилось, лишь вызвал ураган, который добил уже поверженных Темных, а заодно подвез победителей сюда, поближе к порталу, к каковому, собственно, вся их компания и шествует.

Потрясенный лес молчал, а Никитич, прикончив неизвестно какую по счету чашу, промокнул бородой слезу вдохновения и ласково посмотрел на бутыль с самогоном. Бдительный овинник оказался на высоте, немедленно наполнив чашу деда. Вся остальная компания путешественников безмолвно переваривала содеянное ими.

Если Никитича пробило на одну слезу, то у водяного они лились ручьями. Чтобы он не иссох, русалки не однажды поливали его водой из озера, и от крепчающего мороза корка льда на водяном гремела, как боевой панцирь, вполне аккомпанируя вдохновенной саге питерского домового.

– Невиданно подобное николи, – проникновенно прохлюпал водяной. – И в весенних туманах подвигу сему песнь пропоют вдохновенные лягушки во веки веков…

Никитича почетная перспектива быть воспетым в весеннем лягушачьем хоре не очень вдохновила, и он, утерев бороду, деловито молвил:

– Ну, это вот так и случилось. И посему измученные битвами соратники мои вопрошают: так где же этот волнующий дух наш переход в мир иной?

– Да вот он, – и водяной, трубно сморкнувшись в пучок водорослей, махнул рукой – или лапой?..

Морозный воздух сгустился над поляной, засверкал льдинками, образовав подобие экрана с неровными краями, в нем что-то щелкнуло, заискрились непонятные полосы…

– Помехи, – скривился водяной. – Темные пакостят в эфире… – цапнул с земли ветку и старательно пошуровал ею в экране.

В морозных клубах прояснилось, что-то хрупнуло, хрюкнуло – и в обрамлении ледяных краев появилось изображение отвратной рожи с пятачком. Сведя маленькие поросячьи глазки к переносице, рожа усердно орудовала в ноздре длинным кривым пальцем.

– У, – злобно сказал водяной. – Однако настройки сбились… – и ткнул в рожу веткой.

Та сморщилась, закатила глазки и оглушительно чихнула. Экран отъехал вдаль, словно его отнесло ветром, и явил взорам огромный замшелый валун, высящийся над верхушками сосен. Именно у подножия валуна вышеозначенная рожа и проводила манипуляции со своим пятачком. Картина отодвинулась еще дальше, и появилась огромная поляна размерами с футбольное поле, на которой живописно были разбросаны шалаши, палатки и прочие временные сооружения, предназначенные для проживания разнообразных существ, стайками прогуливающихся по поляне. Отличались друг от друга эти существа настолько, что чувствительному Лехе снова поплохело.