Мария Виноградова - Тёмные времена II. Искры черного пламени

Близость и неразрывная связь с Изначальной Силой даровала мощь, равной которой сложно было найти, но и именно в этом и крылся ее изъян: Гард был награжден даром видеть то, что недоступно многим. Прозрение прошлого и – иногда, – будущего – способность настолько же редкая, насколько и опасная: слишком просто потеряться в образах, заполняющих сознание, слишком легко упустить из рук ниточку, связывающую с настоящим, разрушить самого себя. Через касания к предметам и существам Латгардис мог видеть многое – в основном то, что уже прошло, потому что будущее всегда было настолько зыбким и непостоянным, что полагаться на смутные видения, изредка посещающие его во сне, было бы неразумно.

Мальчик уже пришел в себя и сейчас испуганно зажмурился, вцепившись в штанину ругару и уткнувшись в нее лицом: его била крупная дрожь. Гард присмотрелся внимательнее и с беспокойством увидел смазанные полосы запекшейся крови на детских щеках, а чуть позже – бурую корку на правой руке мальчишки. Опустился рядом с ним на одно колено, погладил по голове, не обращая внимания на стрельнувшую до локтя боль в обожженных руках, и понял – стоящий перед ним ребенок уже стал убийцей. Не его кровь алела на нежной коже, а врага. И спасенный мальчик, еще не до конца поверивший в то, что его жизни больше ничего не угрожает, был на грани трансформации.

Перевертыши получали возможность полностью оборачиваться только к тринадцати годам, когда разум становился крепким и готовым разделять сознание человека и животного. В отличие от тех же ругару, эти оборотни меняли ипостась полностью, превращаясь в того или иного животного. Чаще всего в Темной Империи можно было встретить рысей, лунных кошек, барсов и лисиц, а на Южных Островах поддерживали свой род аниото – перевертыши, переплавляющиеся в огромных дымчато-пятнистых кошек с бритвенными когтями и крепкими клыками. Все дети этого народа, вне зависимости от второй ипостаси, отличались поразительным здоровьем, способностью к быстрому восстановлению и физической силой, превосходящей возможности даже взрослого человека, но этот мальчик, несомненно, уже оборачивался, пусть и частично. Заплаканные глаза с вертикальным зрачком, суженным в тонкую полоску, и острые когти на руках – для защиты своей жизни ребенку удалось преодолеть барьер, что поставила Госпожа Тьма для своих творений. И теперь за ним нужен будет глаз да глаз.

Мальчик тихо шмыгнул носом и крепче прижался к воину. Тот опустил руку и отеческим жестом обнял мальца за плечи. Получив едва заметный кивок от императора, взял протянутый мужчиной защитный браслет, защелкнул его на испачканном запястье найденыша, ни слова не говоря взлетел на лошадь, посадил мальчишку перед собой и умчался прочь – Гард почувствовал, как дохнула силой раскрывшаяся «червоточина», пропуская воина со своим подопечным на другую сторону. Император развернулся и направился к сооруженному погребальному костру.

Не успел мрачный воин поднести факел к облитым маслом поленьям, как с другого конца мертвой деревеньки послышался полный боли вскрик, и два солдата под руки подтащили к Темному Властелину окровавленного рыцаря Сияющей Звезды. Широкая рваная рана на боку была нанесена острыми когтями – видимо, кто-то из жертв успел частично трансформироваться и ранить своего убийцу.

При виде рыжих волос императора рыцарь хрипло рассмеялся и с вызовом глянул в желтые глаза:

– Жжете мертвецов? Эти чудовища не достойны даже ступать по этой земле! – коротко закашлялся, когда горлом хлынула кровь. – Ты можешь убить меня, но скоро сдохнешь сам! Все вы отправитесь во тьму! Все, до единого!

Рыцарь дернулся, не в силах вывернуться из крепкой хватки держащих его ругару, и плюнул под ноги императору. Латгардис искривил тонкие губы в усмешке, а глаза смотрели тяжело и с мрачной ненавистью в глубине вертикальных зрачков.

– Решили нести Свет, ублюдки? Хорош же ваш Свет, если его цена – жизни невинных, – тихое шипение ничуть не напоминало обычный голос императора. – Сейчас я тебе покажу, что такое настоящая Тьма, которую вы все так боитесь.

Коснувшись щеки парня, рыжеволосый мужчина гортанно произнес короткое слово, и рыцарь, выпучив обезумевшие от ужаса глаза, тонко закричал, срывая связки, и забился в крепких руках солдат, суча ногами и пытаясь куда-то бежать. Он заходился в истошном крике, глядя куда-то в пустоту, а потом обмяк, когда сердце не выдержало испытания, которому безжалостно подверг его темный. Весь ужас, боль от раздирающей внутренности стали и страх потери любимых – все, что испытали жители уничтоженной деревеньки, в единый миг обрушилось в истерзанное сознание рыцаря, выворачивая душу и сжигая в иллюзорном пламени истинного ужаса. Император брезгливо обтер тонкие пальцы, поморщился от боли и приказал солдатам раздеть мертвеца догола и бросить воронам, ибо он не заслужил быть погребенным после того, что совершил.

Глядя на взметнувшееся пурпурное пламя, возносящее души погибших к тем богам, в которых верил каждый из них, император задумчиво качнул головой, недоумевая, что же сподвигло рыцарей напасть на приграничные территории Империи, да еще и с такой жестокостью. Темные давным-давно отгородились от Светлых Земель, практически не имели с ними контактов, кроме нескольких торговых договоров.

«Когда реальный враг исчезает, сознание начинает губительную войну против иллюзорного, и это станет началом конца, который перевернет сущность Мира».

Латгардис сощурился, вспоминая строки древнего, уже забытого пророчества безумного мага, жившего многие века назад, и сердце глухо и тревожно бухнуло, подтверждая догадки Темного Властелина.

– Выезжаем, – бросил он, взглянул на жирный пепел кострища и сел в седло. – Уже темнеет, рыцари скоро станут беспомощней котят – надо нагнать их до того, как они встанут лагерем на ночь. Негоже заставлять гостей ждать.

Воины сноровисто вскочили на лошадей, выстроились в привычный порядок, заведенный в этом отряде, и вперед умчались два разведчика. Враги были обнаружены через два часа бешеной скачки. Они не особо торопились, будучи уверенными в своей безнаказанности, и передвигались неспешно, берегли лошадей и ничуть не опасались останавливаться на ночлег на враждебных землях. Латгардис с отрядом настигли их, когда те, весело переговариваясь, расседлывали коней и готовились ко сну.

Сумерки – самое опасное время, так же, как и часы перед рассветом. Это та самая граница, когда время становится неподвластным Свету, когда Госпожа Тьма вступает в свои права: мягко, крадучись, стелется тихими шорохами по засыпающей земле, шепчет ласковым ветром среди толстых стволов вековечных деревьев, тенями струиться за спиной, сгущается в чернильные силуэты за спинами беспечных жертв. А в шелке сумерек мелькают фигуры с гротескными чертами измененных лиц – оскаленные клыки влажно блестят в пастях, а желтые звериные глаза полны ненависти.