Михаил Сальников - Доблестный рыцарь

– Герард, заходи, заходи, мой мальчик.

– Да, вашродье, – гость по-солдатски шагнул вперёд и встал по стойке смирно.

Старик поспешно поднялся со стула, отодвинул его и согнулся в три погибели, после чего принялся рыться в вещевом мешке, спрятанном под столом.

– Какое ж я тебе благородие, дружок? Старый, дряхлый, в лохмотьях. Тьфу, смотреть противно, – он усмехнулся, затем его голова показалась из-под стола, – ты проходи, проходи, чего стоишь – присаживайся, – мотнул он рукой в сторону матраса.

Рыцарь неуверенно принял приглашение и уселся на пародию кровати. Она была жёсткой и неудобной – всё из-за старого убого матраса. Хотя диковинкой такой матрас не являлся. В казармах лежали точь-в-точь такие же.

– О, вот оно, – лорд выпрямился, в руках у него, в блеклом свете свечи, поблескивал фиал.

Крохотный сосуд выглядел дорого. Крайне дорого, если учесть окружающую серость. Хрустальная семиугольная призма, рёбра которой обрамляло золото. Внутри колбы переливалась жидкость, заполнявшая ёмкость наполовину. Вязкая, тягучая, с сильным металлическим блеском. Старик внимательно посмотрел на собеседника и заговорщицки тихо, нахмурив брови, произнёс.

– Тебе надобно вкусить это, – затем вновь заулыбался, – я знаю, знаю – выглядит до-жути неаппетитно, но… – Рейсс сделал драматическую паузу. – Я дам тебе запить! – он повернулся и взял со стола деревянную кружку. – Держи!

Герард, повертел в руках украшенную колбу.

– Что… что это? Какой-то чудной металл? – он прищурился и попытался разглядеть содержимое на свету.

– Да не разглядывай, ты! Пей, давай! – старик прикрикнул в нетерпении, руки его чуть заметно тряслись, возникало ощущение, что вскоре он лично попытается вылить содержимое флакона рыцарю в глотку.

Герард одарил спаивателя недоумённым взглядом.

– Э-э-э… л-ладно, – он принялся вращать, на первый взгляд, монолитный кусок хрусталя, – как же… – на одной из граней колбы, золотом, большими буквами, была выгравирована надпись «INTERREX», на противоположной грани показались крохотные прозрачные петельки. – Нашёл, – усмехнулся своей нерасторопности и взволнованности рыцарь.

Воин очень бережно и аккуратно открыл фиал. Резкий металлический запах ударил в ноздри и почти заставил закашляться, но Герард подавил в себе этот порыв.

– Ну… – он посмотрел на старика, неуклюже улыбнувшись. – Ваше здравье! – и опрокинул содержимое внутрь.

Резкий рвотный порыв помутнил сознание, Герард вырвал из рук Рейсса кружку и опрокинул кверху дном и её тоже.

– Ещё, – парень закашлялся, – ещё, – он демонстративно потряс пустой чаркой.

– Славно, славно, – старик несколько раз хлопнул в ладоши, – прости, дружок, больше нет.

Рыцарь вскочил, оттолкнул старика и вылетел на улицу. Через считанные секунды, он лакал воду, предназначенную для лошадей, из огромной дубовой бочки. Герард пил и пил, однако лучше ему не становилось. В глазах потемнело, и юноша потерял равновесие, рухнув наземь. Последнее, что он видел – это подбегающего к нему ротного.

Голоса вырвали Герарда из когтей морока.

– Как он, ваше благородие?

– Жар у парня, Альвенслебен. Потеет, блюёт.

– Врачевателя звали?

– Хотел было, но… лорд Рейсс запретил.

– Почему?

– Не омолвился… пойду опять – скажу ему пару, а ты пока последи.

Рыцарь приоткрыл глаза, над ним нависал суровый старший брат.

– Живой?

Парень стащил со лба мокрый кусок ткани, повернулся на бок и позволил рвотному рефлексу взять своё, наполняя ночник у кровати. Успокоившись, он лёг обратно.

– Не сказал бы.

Варин сел рядом.

– Что с тобой приключилось? Лорд Рейсс что вытворил?

– Старик… – Герард закашлялся. – Старик дал мне какой-то бодяги выпить, – в горле у рыцаря пересохло, он то и дело облизывал губы, – на текучее железо похожа, что в кузницах в слепки разливают. Только не горячее. Холодное, будто лёд. Я выпил и вот. Сдыхаю теперь.

Рыцарь-капитан глубоко вздохнул.

– Пить. Дай мне воды, брат.

– Сейчас, – Варин встал и огляделся – на столике, в центре казарм, стоял глиняный кувшин, чудь погодя, он сунул его больному, – Держи. Кружек рядом не было, так что вот.

– Сойдёт, – недомогающий принялся жадно хлебать воду, – спасибо. Знаешь, я… я…

– Герард?

В глазах юноши задвоилось.

– Герард! – командир слегка тряхнул парня за плечо, но безрезультатно – его сознание вновь провалилось во мрак.

***

Проснувшись, Герард не мог сообразить, является ли текущий день днём новым, или он всё ещё заложник дня старого, в котором его печень подверглась войне на два фронта. Немного поразмыслив, юноша пришёл к выводу, что куролесить в таверне не стоило. Однако рыцарь не смог не отметить, что тошнило его в данный момент не так уж и сильно, а значит, симптомы отравления идут на спад. Эти мысли вызвали улыбку.

Приняв сидячее положение, парень огляделся – бараки пустовали, а через крохотные оконца пробивался яркий дневной свет. Улыбка стала шире, и он потянул руку, чтобы почесать затылок, однако на полпути остановился. Показалось? В ярком солнечном свете, у запястья что-то блеснуло. Поднеся ладонь в упор к лицу, Герард вгляделся – к её тыльной стороне крепился серебристый шестиугольник, напоминающий по форме змеиную чешую. Рыцарь бережно потрогал чешуйку пальцем – она оказалась металлической и была гладкой и холодной.

– Что за диво?

Попытавшись всколупнуть её, воин быстро осознал, что кусочек металла прицепился к коже намертво. Однако юношу такое положение дел не устроило. Поддев чешуйку ногтем, он сделал резкое движение, отрывая незваного гостя от руки. Шестиугольник улетел в неизвестном направлении, забирая с собой кусок плоти. Из крохотной ранки тут же засочилась кровь.

– Ах ты, чертяга! – Герард принялся с досадой зализывать пробоину.

Оправившись от внезапной травмы, рыцарь попытался подняться. От длительного сна на суровом лежбище ломило спину, и прибывать в таком состоянии более не представлялось возможным. Неторопливо, дабы не вызвать ненароком приступ головокружения, юноша уверенно встал на ноги. Один неуверенный шаг последовал за другим, и через полминуты Герард вышел за порог.

Яркий солнечный свет слепил, и теперь рыцарь был уверен, что он находится в дне новом, а так как плац и казармы пустовали, то это значило, что юноше удалось увильнуть и от построения, и от патруля. От таких размышлений внутри потеплело. Хоть какое-то благо вышло из отравления.

– Блургенштейн? Блургенштейн, ты как? – выходя из своего домика, старшина приметил бодрствующего больного.

– Вс… – юноша закашлялся – сказалось обезвоживание, прочистив горло он продолжил. – Всё хорошо, вашродье.