Валерий Пушной - Дебиземия

В этот миг двери питейного заведения широко распахнулись и в них возникла высокая женщина с огромным бюстом, как у коровы вымя. Грудь не помещалась под расшитой золотистыми узорами легкой черной накидкой, свободно ниспадавшей вниз на широченные бедра. Длинная черная тяжелая юбка скрывала ноги. Плечи были узкими, голова крупная, с большой копной черных волос, утыканных дорогими заколками. На широком лице глубоко посажены хищные глаза. Под курносым носом черный пушок волос и маленький рот.

Женщина на миг задержалась у двери, окинула взглядом помещение, мгновенно оценила обстановку. Из ее небольшого рта вырвался густой грубый голос, заглушивший гам посетителей и вопли разносчицы:

– У меня появились новые должники?!

Разносчицу словно плетью хлестнули, она вздрогнула, проглотила вопль и обернулась к двери:

– Хозяйка, они не хотят платить! Тридцать фарандоидов зажимают!

– Разве тридцать? – сильно хлопнула дверью Абрахма. – С должников я беру с процентами!

– Да, хозяйка, они должны сорок монет.

Абрахма широким шагом двинулась по проходу, огромная грудь тяжело закачалась:

– Вот я и говорю: пятьдесят. Новые переселенцы? Им еще незнакомы мои правила. Ты объяснила, что правила просты: в Пунском землячестве все платят столько, сколько говорю я!

Глаза людей уставились на Абрахму. Раппопет играл желваками. Лугатик втянул шею в плечи. Катюха уловила неприятную дрожь в коленях. У Карюхи налились мышцы и сузились глаза, как у кошки, готовой к прыжку. Сашка сжала скулы и крепко сдавила пальцами край столешницы. Малкин чуть оторвался от сиденья, подался вперед, ощущая сильный стук в висках.

– Объяснила, хозяйка, – заюлила разносчица. – Я все объяснила вот этому дерьмовому обглодышу! – ткнула пальцем в Раппопета.

Абрахма остановилась у стола, обвела людей взглядом, особо осмотрела девушек и застопорила глаза на Малкине. Что-то указало ей, что за Ванькой в этой компании последнее слово. Хищные глаза ощупали голый торс парня, а ноздри чуть задрожали, втягивая его запах.

Разносчица уменьшилась и убралась в сторону. За соседним столом притихли переселенцы, на ходу трезвея. Видно было, что все они хорошо знали хозяйку заведения, цепенели при ней и не завидовали в этот момент Ванькиной компании.

– Что скажешь, длинный? – громко спросила Абрахма. – Только не ври, что нет фарандоидов. Я вижу, ты не нищий, у тебя есть не меньше пятисот монет, – она перевела взор на девушек. – Продай мне своих шлюх, плачу за них пятьсот фарандоидов. У меня лучший в городище дом свиданий, монетные дебиземцы дорого платят за хороших шлюх. За этих я подниму цены втрое. Не раздумывай, переселенец, у тебя нет выхода, иначе силой заберу шлюх в зачет твоего долга. И учти, я никогда никого не уговариваю, все сами упрашивают меня.

Малкин медленно поднялся со скамьи и прямо посмотрел в ее хищные глаза:

– Здесь нет шлюх. Это мои друзья, а друзей я не продаю, – просипел с вызовом и неприязнью.

Абрахма тяжелым вздохом вздыбила грудь, в горле сначала заклекотало, потом грубый голос высек:

– Ты не переселенец! Те продают собственных детей, лишь бы угодить мне. Кто ты? Бродяга или терр? Я отправлю тебя к фэру Быхому, от него у тебя будет один путь – в бункер к крысам-каннибалам, а твоих шлюх заберу в дом свиданий задаром.

Напряжение за столом было таким, что никто не видел, как из дальнего угла поднялся деби в длинной серой накидке с жабо, в фасонных ботах на ногах, тканевых штанах и незаметно возник за спиной Абрахмы:

– Сколько он задолжал тебе, Абрахма? – раздался его одноцветный голос.

Та выпятила полные губы и оглянулась. Взглядом, как клювом, проткнула холодные широко расставленные глаза посетителя, его впалые щеки, большой нос, большой рот, широкие челюсти и шумно выдохнула:

– Это ты, Бат Боил? Ты опять появился в моем заведении? Я рада видеть тебя. Хочешь заплатить за этого бродягу? Но стоит ли бродяга твоего покровительства, если, конечно, он не терр? А может, ты от щедрости хочешь вытащить его из дерьма? Твоя щедрость меня всегда восхищала. Так и быть, я сегодня в хорошем настроении, продаю его долг по дешевке, за тысячу фарандоидов.

Бат Боил неторопливо опустил руку в глубокий карман накидки, вытащил горсть монет, резко сунул в протянутую ладонь:

– Вот тебе сто фарандоидов и забудь о нем, – сказал монотонно и отрывисто.

Абрахма недовольно надула щеки, глядя на монеты:

– Ты не слышал мою цену, Бат? – спросила, едва сдерживая внутренний взрыв. – Я сказала: тысяча.

Бат Боил утробно заурчал, сморщился, приблизился к ней и процедил на ухо:

– Я могу на тебя обидеться, Абрахма. Разве мои сто фарандоидов стоят меньше твоей тысячи? Сто уже в твоих руках, а тысяча лишь дым под потолком.

Хозяйка питейного заведения беззвучно прожевала губами, судорожно сжала в руке монеты и вдруг рассмеялась неестественным вымученным смехом. Огромная грудь заходила ходуном, едва не выскакивая за пределы накидки:

– Все так, Бат Боил, все так. Мне нравится твоя щедрость. Люблю, когда твои монеты оседают в моих карманах. Но прибавь за шлюх, они в доме свиданий могли бы принести мне хороший доход. Ты лишаешь меня этого дохода.

– Не преувеличивай, Абрахма, – протянул на одной ноте Бат Боил. – Со мной у тебя не бывает уронов. Забыла, сколько фарандоидов перекочевало в твои карманы из моих? Зачем киваешь на девок, знаешь, что я никогда не плачу за шлюх?

Малкин мрачно не встревал в перепалку. Кулаками опирался на столешницу. Нагнул голову и смотрел исподлобья.

Коренные дебиземцы умерили пьяный галдеж, приглушили икоту обжорства и пялились на девушек, как на шлюх в доме свиданий.

У девчат внутри все кипело. Однако явное враждебное окружение подавляло порывы ярости. Неизвестно к чему мог привести конфликт.

Раппопет и Лугатик сжимали зубы, пытаясь из диалога понять, чем все закончится.

Ванька зашевелился, переступил с ноги на ногу, привлекая к себе внимание. Абрахма и Бат Боил повернулись к нему. Но его голос потонул во внезапном шуме, вплеснувшемся в дверь питейного заведения.

С улицы внутрь ворвалась толпа стражей инквизов в кожаном облачении с синими широкими поясами и медными пряжками. На плечах синие наплечники, по кожаным шлемам синие шнуры. Палаши в руках. Перекрыли вход и окна. Передний, с длинным утиным носом, бросился к хозяйке питейного заведения. Та встретила стража удивленным грубым возгласом, осадила, подавляя его прыть:

– Ты что, Бубран, с цепи сорвался? Ввалился со своей сворой, как пес голодный. Хлебнуть хмельного зелья захотел? Но ведь стражам инквизов запрещено лакать хмель.

– Донос, Абрахма, в твое питейное заведение терр Бат Боил затесался! – выпалил страж инквизов. – Теперь попался, от меня не уйдет, уж я возьму его за глотку.