Евгений Лобачев - Поход скорпионов

На мгновение в душу закрался ужас: мне вдруг почудилось, что эти трое обратились в изваяния. Но тут камень, выскользнув из пятерни Глаза, плюхнулся в воду, и статуи ожили. Бурдюк и Гиеагр, поспешно отдернув руки, разом залились краской, будто девы, впервые в жизни разделившие ложе с мужчиной. Картина была столь уморительной, что я не удержался от смешка. Глаз отчаянно заскреб макушку: похоже, в его случае чувство стыда проявлялось именно таким образом.

– Что это было? – спустя какое-то время выдавил он.

Никто не ответил. Случившееся почему-то не располагало к обсуждению.

– Я что, один слышал голос? – не унимался Глаз. Можно было только позавидовать его душевной конституции, подобные типы редко бывают обременены излишней впечатлительностью.

– Вроде баба голосила… – продолжал Глаз. – Или нет?

– Откуда здесь взяться бабе, – подал голос Бурдюк.

– Как? А моя Лаита? – это Эписанф.

– Лаита! – фыркнул Глаз. – Твоя Лаита молчаливей рыбы, а если и пикнет иной раз, то голос тише мышиного. А эта так гаркнула, будто сидела у меня в голове.

– Она и сидела у тебя в голове, – проговорил Гиеагр. Отрешенный и потерянный, он будто только что постиг некую запредельную истину. – Голос звучал прямо у тебя в голове, потому что это была Фаэнира.

– Эта твоя подружка-призрак? С чего ты взял? – хмыкнул Глаз. Таким тоном уместнее было произнести что-то вроде: «Сбрендил, да?»

– С того, что весь путь по лесу я проделал, следуя за ней. – Гиеагр одарил нас взглядом, который недвусмысленно говорил, что любые сомнения или зубоскальства по поводу его слов смертельно опасны.

– Да, призраки способны на такие штуки, – легко согласился Глаз. – Вот я слышал, раз как-то в Земле дев…

– Глаз, дружище, потом, – оборвал приятеля Бурдюк. – Нам надо выбираться отсюда, пока целы. Скоро стемнеет, а я не желаю оставаться в месте, в котором мы не поубивали друг друга только благодаря вмешательству привидения.

– Эписанф, – он повернулся к философу, – помнится, ты хвастал, что многое узнал об этих местах из своих свитков. Есть шанс блеснуть. Скажи, далеко ли тянется этот проклятый лес?

– Н-не думаю, что он велик настолько, что мы не сможем его преодолеть, – проговорил Эписанф. – Предгорные леса на этих склонах не могут быть слишком широки… Я полагаю… завтра или послезавтра мы достигнем… края.

– Я рад, – бросил Бурдюк. И добавил, обращаясь ко мне: – Какое счастье, Мильк, что мы с тобой недоучки. Спроси тебя или меня, когда кончится лес, мы скажем честно: «Не знаю». А этот мудрец наплел с три короба, а итог тот же: «Не знаю». Он прочел слишком много книг, чтобы жить своим умом.

– Но я… – начал было Эписанф, но тотчас оборвал себя. – Если так важна краткость, пожалуйста: я не знаю. Что бы я ни сказал, это не отменит необходимости двигаться дальше!

Он развернулся, и, не оглядываясь, зашагал прочь из лощины. Через несколько мгновений мы потянулись следом.

Едва поднявшись по склону, я увидел Лаиту, замотанную в неизменные черные тряпки. Она сидела на земле посреди разбросанных наших пожитков, похожая на крупную ворону, что прилетела поживиться на городскую свалку. Ее руки, укрытые в складках одежды, беспрестанно шевелились, будто она перебирала четки, или теребила что-то, или… Ай, думаю, даже всеведущие боги не знали, чем она занималась в ту минуту.

Как только мы приблизились, Лаита вскочила на ноги и застыла в почтительном поклоне.

– Хоть кто-то в нашей шайке умеет вести себя по-человечески, – глядя на нее, проговорил Бурдюк.

– Ты имеешь в виду эту тряпичную куклу? – не понял Глаз.

– Я говорю про Лаиту, – с нажимом произнес Бурдюк.

– Ну и я про нее, – пожал плечами Глаз. – Кукла куклой, правда?

Ответом ему был хлесткий удар в челюсть. Глаз отшатнулся, взмахнул руками, сохраняя равновесие… а в следующий миг с ревом бросился на обидчика. Воздух наполнился гулом тумаков, криками, хрипом и ругательствами, от которых вскипала кровь. Сцепившись в лютой схватке, эти двое принялись вдохновенно лупить друг друга, стремясь нанести противнику как можно больше увечий.

– Варвары! – раздался за моей спиной презрительный голос Гиеагра. Герой покинул лощину последним и не успел к началу драки.

– Послали же боги проводников. А ну… – С этими словами он попытался растащить дерущихся, но не тут-то было: разом забыв взаимную вражду, Бурдюк и Глаз бросились на него! Их счастье, что на Гиеагра снизошло достаточно мирное расположение духа и он всего лишь собирался прекратить драку. Но я слишком хорошо знал, сколь недолговечно миролюбие моего друга…

Под градом свирепых ударов Гиеагр попятился, отступал, и я с ужасом наблюдал за тем, как лицо его наливается краской гнева. Еще несколько мгновений, и…

Я до сих пор не могу сказать, как очутился в самой гуще. Шкура моя уцелела лишь потому, что дерущиеся просто не ожидали, что между ними вклинится кто-то еще.

– Ну хватит! – что есть мочи заорал я, раскинув руки.

– Хватит! – подхватил еще один голос, и, повернув голову, я увидел Эписанфа. Почтенный философ стоял подле меня, потрясая толстым суком. Глаза Эписанфа пылали испепеляющим гневом.

– Хватит! – повторил старик. – Хватит, вы, отродья осла и обезьяны! Вы забыли, зачем мы идем? Вы забыли, какая у нас цель? Клянусь, я бы и пальцем не пошевелил, не будь мы связаны нашим великим делом! Хотите поубивать друг друга? Прелестно! Пожалуйста! Я даже приготовлю яд, чтобы вы могли смазать им свои кинжалы. Но только не теперь, а когда кончим дело! Ясно вам? Ясно?!

Старый Эписанф… Думаю, никто и никогда не видел его таким. Боги свидетели, казалось, что сам демон гнева вселился в него в ту минуту. Бурдюк и Гиеагр, и даже бешеный Глаз взирали на него с почтением и опаской, как на буйнопомешанного, чьим разумом руководят сами бессмертные.

Окинув всех нас еще одним обжигающим взглядом, Эписанф вдруг метнулся к своему мешку, лежащему на траве. Порывшись, извлек из него длинный узкий кусок ткани и вернулся с ним к нам.

– Этот лес не любит разговоров, – сказал он. Голос сделался прежним, давешние грохочущие интонации начисто исчезли из него. – Здесь каждое слово превращается в оскорбление, а за каждым оскорблением следует удар. Пусть я не знаю, сколько нам еще идти по этому лесу, зато прекрасно представляю, чем кончится наш поход, если мы продолжим в том же духе: мы просто поубиваем друг друга. А потому послушайте старика, каждый оторвите от этой ленты столько, чтобы хватило завязать себе рот, и завяжите, да покрепче, чтобы звука не могли издать…

– Ах ты, книжник сушеный… – начал было Глаз, но Гиеагр и Бурдюк тотчас взяли его в «клещи», заставив замолчать.

– Для разнообразия старик дал дельный совет, – сказал Бурдюк.