Олег Говда - Рыцарь

– Что ж, – обреченно вздохнул Кривица. – Будем надеяться, что у барона ума чуть побольше, нежели у простого харцыза. Говори, я слушаю…

– Барон хочет, чтобы мы с тобой устроили так, чтоб баронесса умерла еще этой ночью, а баронета – исчезла из замка.

– Вот теперь я понял, что ты на старости окончательно сдурел. Молодым в таких случаях советуют жениться, ну а за тобой – разве что костлявая с косой заявится. И я не хочу, чтоб она и меня с собой прихватила. Знаешь, братка, что-то мне мягкие перины становятся все больше по сердцу… Шел бы ты отсюда.

– Я-то пойду, – окрысился Калита. – Да только что нам с тобой делать, когда Владивоя попрут с Дуброва. Думаешь, новый барон захочет терпеть у себя пару отступников? Нет, брат, шалишь. Мы с Владивоем еще с той охоты повязаны. Вот он нас и терпит. А уйдет, то и тебя с Ядринкиных перин сгонят. И как бы в придачу петельку на шее не затянули! Вот и кумекай, раз такой башковитый сыскался: сделать, как барон велит, или уже сегодня в седло садиться? Пока дороги открыты.

– Твоя правда, – нехотя согласился Кривица. – Ради спокойной старости придется опять взять грех на душу. Обоих резать?

– Нет, только баронессу. А с Анжелиной надо так исхитриться, чтоб она из замка сбежала. С тем, кто нам нужен, и в ту сторону, куда укажем. Не знаю, может, Владивою потешиться с падчерицей охота, то ли урезонить девку надеется, но барон приказал ее не трогать.

– Давай я баронессой займусь… – предложил одноглазый. – А хитрить я не умею. Может, сам чего придумаешь?

– Не выйдет, братка, – отрицательно помотал чубом Калита. – В покоях баронессы тебе делать нечего. Сразу неладное заподозрят. А что до обмана, есть у меня задумка. Только, как назло, ни одного чужака в городе нет! Ну, ничего, время терпит. Глядишь, и сладится еще. – И вдруг прикрикнул весело: – Наливай, ишь, расселся, прям куренной атаман. Да вели своей зазнобе подать нам чего-нибудь перекусить. Иной раз проще воз дров переколоть, нежели умом пораскинуть!

А смена настроения есаула объяснялась очень просто: говоря побратиму, что в городе нет ни одного чужака, он внезапно увидел в окно трактира, что заставу Дуброва проезжает десяток Нечая, а с ними вместе – двое незнакомцев. При этом один из них одет в богатый казачий кунтуш. Посчитав совпадение за доброе знамение, Калита пришел в отличнейшее расположение духа и поманил к себе одного из стражников, обедавших за соседним столом.

Бессмысленное бормотание, суетливая возня, хриплые смешки, прерывистые стоны, осторожные вскрики и ощущение изумительной легкости. Будто в одно мгновение вся тяжесть забот оказалась сброшена вместе с одеждой и смыта водопадом волос, прикосновением ласковых рук и жадных губ. А поверх всего – одуряющий запах разворошенного свежего сена, не выветрившийся из памяти даже по истечении нескольких дней.

Все прочие ощущения поблекли, многое стало казаться забавным и нелепым, а запах – остался. Тем более что вместо подушки под головой у меня снова охапка сухой травы…

В замковой темнице было почти уютно. Сразу становилось понятно, что узников здесь нет или они по какой-то причине надолго не задерживаются. Либо меня по ошибке засунули не в то помещение, потому что сухая и достаточно светлая клеть больше годилась для хранения запасов зерна или муки. Общее впечатление уютной кладовой портил только разнообразный зловещий инвентарь, развешанный по стенам, большая жаровня и деревянное ложе с кожаными зажимами для рук и ног.

Я уже, по-видимому, в сотый раз измерил шагами свое довольно просторное узилище, равнодушно потрогал некоторые из пыточных приспособлений, найдя их в безобразно ржавом состоянии, и в который раз вздохнул. Потом прилег на более пригодный для пыток, чем отдыха, топчан и попытался немного вздремнуть. Но на все ложе сена не хватало, а от твердых и кое-как оструганных досок затекала спина. Поэтому я вскоре опять слез на пол и занялся любимым занятием всех узников – размышлениями и воспоминаниями.

Поначалу все шло очень даже неплохо.

Благодаря выигранному поединку и уважению, завоеванному у Давилы, отношения королевских дружинников стали ровными и дружелюбными. Десятник Нечай даже распорядился оседлать для нас с Лукашем пару вьючных лошадей. И, – судя по злым взглядам, бросаемым вслед отъезжающим воинам, из-под шапок, да мокрым глазкам, поблескивающим из-под низко повязанных платков, – проведя весьма сумбурную ночь, отряд двинулся к замку.

Ночлег в Перекрестке только упрочил мою славу, как непревзойденного мастера кулачной потехи, заодно – утяжелив кошель Лукаша двумя копами медяков, и прибавил опыта в общении на ощупь. А услышанные в пути занимательные рассказы из жизни ратников заполнили не одну брешь в моих познаниях, важных для взрослого мужчины. И что забавно, многое из услышанного я тоже знал, но как-то позаковыристее, что ли. Но тем не менее их бесхитростные побасенки отвлекали от лишних рефлексий и здорово разнообразили путешествие.

О том, что на их пути встанет сторожевой замок Дубров, Мышата рассказывал. И обходить его стороной не советовал. Где ж еще показывать себя скомороху, если не среди мастерового люда, воинов и дворян? Один день на рыночной площади мог принести больше дохода, чем сборы во всех деревнях, вместе взятых. А поскольку кошель покойного атамана, за исключением нескольких мелких монет, Мышата оставил себе, от возможности подзаработать отказываться не следовало. Особенно теперь, когда мы вторые сутки путешествовали вместе с отрядом дружинников.

Шаткое доверие, возникшее к нам, могло вновь смениться на подозрительность, вздумай я на развилке сказать десятнику, что дальше нам с ним не по пути. И, когда на горизонте возникли стены Дуброва, капризная память опять подкинула мне очередную загадку. Увиденная картина совершенно не впечатляла. В то время как Лукаш едва не подскакивал от восторга, я спокойно рассматривал возвышающееся вдали суровое фортификационное сооружение, понимая, что приходилось видеть постройки куда грандиознее и мощнее.

Замок действительно был так себе. Прилепившийся на господствующей над этой местностью высотке донжон имел всего одну башню. А ограждающими замковое подворье стенами служили несколько десятков поставленных впритык добротных домов с плоскими крышами и стрельчатыми окнами, хотя большинство зданий, в том числе весь ремесленный квартал, ютились кто где горазд, совершенно не соблюдая никаких правил и ограничений, кроме целесообразности. К примеру, кожевники и ткачи строили свои жилища поближе к реке, а заезжие дворы выбегали навстречу дороге. И хоть по ней уже давненько не пылили купеческие караваны, все же дородные шинкари больше предпочитали поглядывать из окон трактиров на проезжий шлях, нежели на городскую сутолоку.